Кто ты, Майя

Итак, Роллан решил пригласить Майю к себе в Швейцарию. Он обратился за протекцией к Горькому. Горький не выдавал виз и не выпускал из страны (его потом и самого не выпустили). За разрешением Горький обратился к "товарищам", Майиным коллегам. Если бы у них не было далеко идущих планов, никуда бы она не поехала. А может, именно "товарищи" ее к Горькому и отфутболили, чтобы Роллану готовность ее отпустить не показалась подозрительной (именно так считает автор новой интересной книги о Горьком А. Ваксберг). Так или иначе, Майя приехала в Швейцарию к Роллану, гостила там в августе-сентябре 1929 года и, как удовлетворенно сообщает французский эксперт, успела рассказать Роллану "о своем пути от старого мира (где ей, если помните, все время гладили ноги. - Б. Н.) к новому и о своей вере в большевизм". На обратном пути Майя задержалась в Германии (на что не решился в 1935 году и сам Пастернак, но у него был в Германии только отец, а у Майи, вероятно, "дела"). Французский эксперт (тот же Дюшатле) считает, что ей нужно было отдохнуть от Швейцарии, куда она снова поехала лишь в конце 1930 года. Декоративного вмешательства Горького больше не требовалось. Теперь делами Роллана ведали непосредственно "товарищи" (через свои отделы, в том числе через Общество культурных связей с заграницей ВОКС). Все вместе они и послали трепетную Майю выходить замуж за Роллана. Невеста была не самой первой молодости, но все же на 29 лет моложе уже растранжирившего здоровье гуманиста Роллана, к тому же она была княгиня, перешедшая в лагерь пролетариата, она могла поделиться с ним энтузиазмом "святой веры".

Но в чем был смысл всей этой операции? Знаменитый писатель-гуманист и без того ведь уже склонился в то время и к рабочему движению, и к коммунизму. Но, конечно, сотрудничество "попутчика" было пока на любительском уровне (он сказал как-то, что дело не в том, кто руководит, а в идее, - вот уж где глупость): нужно было его заполучить для регулярного использования, для извлечения максимальной выгоды, надо было его натаскивать. После женитьбы на Майе Роллан стал не просто коммунистом, но и яростным сталинистом, борцом со всеми уклонами. Сталин готовился в то время к укреплению своей диктатуры и кровавому истреблению не только былой оппозиции, но и всех потенциальных своих конкурентов, к искоренению всякой мысли о возможностях иного пути, к внедрению всеобщего страха, без которого невозможно удержать власть. Здесь ему и мог сгодиться гуманист-сталинист Роллан, зарубежный соратник Горького на ниве оправдания и прославления террора (чем оба гуманиста и занялись). Кроме того, Сталин готовился к завоеванию мира и к войне, вел переговоры с Гитлером, организуя при этом завесу Народных фронтов во Франции и в Испании, плотную дымовую завесу "борьбы за мир" и "антифашистского движения", так что здесь ему тоже мог пригодиться гуманист с устоявшейся репутацией пацифиста (который был, как принято было выражаться, "над схваткой").

Еще в начале 20-х Карл Радек и знаменитый коминтерновский агент влияния Вилли Мюнценберг объяснили недоверчивому Ленину, что большевистский социализм скорее найдет поддержку в богатой диссидентствующей левой интеллигенции, чем в "массах рабочих и крестьян", у которых есть другие заботы. Умелый Мюнценберг создал в 20-30-е годы во Франции мощную сеть интеллигентов-"попутчиков", работавших на Советы. Один из ближайших помощников Мюнценберга Жибарти и был, скорее всего, куратором Майи в Париже.

В письме Барбюсу Роллан однажды высказал опасение, что его, Роллана, репутация может быть подмочена контактами с известным агентом Коминтерна Жибарти. Роллан перепоручил Жибарти заботам своей "Маши" (Майи), не задумавшись, кажется, о ее собственной принадлежности к органам. Издавая позже записки своего покойного отца Жоржа Дюамеля, Бернар Дюамель решил их прокомментировать и встретился для этого со вдовой Роллана. Вот что он написал после их беседы:

"Мария отрицает, что ею манипулировали Советы, но все же не скрывает того, что она думает в этой связи об одном человеке: "об одном друге, о ее "шефе" (вырвалось у нее в разговоре), который ее использовал". Из того, что она говорит, самый факт ее сотрудничества с Советами вытекает с несомненностью (даже если всего лишь в форме обыкновенного шантажа, что она признает).

Вероятно, речь идет здесь об агенте Луи Жибарти (он же Ласло Добош из так называемой "венгерской мафии" коминтерновских шпионов), а может, и о другом кураторе.

В беседе с русскими Майя была осторожнее, и все же она призналась А. Ваксбергу, навестившему ее в той же квартире на Монпарнасе за 15 лет до меня (и написавшему об этом три года тому назад):

"Еще и до того, как я уехала к Роллану из Советского Союза, я знала, что от Гепеу мне не избавиться".

Скрупулезно, на каждом шагу руководимый домашним наставником, любимой женой, Роллан превратился вскоре не просто в воинствующего сталиниста, но и в дисциплинированного внештатного сотрудника органов сталинской пропаганды. Майя оказалась "сильным работником". Да и кураторы у нее были не слабые.