Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы

Туго стянутая на шее и закрепленная на вбитом в стену гвозде веревка держала в вертикальном положении мертвое тело.

Вчера Петрович разговаривал с ним, вчера это был Феликс Федорович Белоярцев, профессор, свойский, простой мужик. С ним можно было и потолковать, он мог и налить стакан, и попросить починить крыльцо. Петрович, конечно, не помнил, чем занимался Белоярцев, но знал, что он какая-то большая шишка в науке и что имеет отношение к медицине, а потому, когда жил Белоярцев на даче, время от времени заходил посоветоваться по поводу простуды или болей в пояснице, поговорить о будоражащей воображение и вселяющей надежду на всеообщее выздоровление человечества газетной статье.

И вот сейчас Белоярцев в этой странной позе, и Петрович старался не смотреть на его лицо, предчувствуя, что запомнит его навсегда, и будет это лицо тревожить его в часы стариковской бессоницы.

Около дома притулились "Жигули" Белоярцева — так же, как вчера вечером, когда Петрович постучал в дверь веранды:

— Феликс Федорович, останешься на ночь?

— Пожалуй, да, — Белоярцев отвечал из комнаты, из-за полуприкрытой двери.

— Гостей твоих я проводил. А ты, значит, выезжать не будешь?

— Нет.

— Запирай…

Было профессору 44 года. Он руководил крупной лабораторией в Институте биофизики в Научном городке и занимался проблемой, которая значилась как многоцелевая комплексная программа. В личной жизни Белоярцева все было благополучно, вернее, равновесно. В его личной и семейной жизни всему давно и однозначно определились места, и не было никаких предпосылок к тому, что равновесие может быть нарушено.

Работа, если не считать последнего полугодия, шла успешно, даже более того, работе сопутствовали удачи, удача за удачей. Если не считать последнего полугодия…

2

Я познакомился с Феликсом Федоровичем Белоярцевым четыре года назад. Вернее, сначала познакомился с проблемой. Было это в Тбилиси, в Институте хирургии, где впервые животному (тогда это был осел) заменили 70 процентов крови на искусственную. Позже в Научном городке я видел и баранов, и коз, но больше всего, конечно, собак, крыс и мышей — этот традиционный "лабораторный материал", "биологические модели", живущие месяцы и годы после переливания препарата.

В Тбилиси же мне показали и "искусственную кровь", во время эксперимента в колбах, в ампулах протекающую по тонким прозрачным шлангам. Белую, чуть голубоватую, похожую на снятое молоко. Журналисты, писавшие потом о ней, назвали ее "голубой кровью".Что ж, можно и так…

"Голубая кровь" постепенно замещала красную в изолированном препарате "сердце — легкие", иными словами, в сердце и легких, извлеченных из собачьего организма (в этом эксперименте тбилисцы работали уже на собаках) и лежащих на эмалированном лотке в экспериментальной операционной. Вокруг двигались люди в бело-зеленых одеждах и в масках; руками, затянутыми в резиновые перчатки, они поправляли прозрачные шланги, соединенные с живыми сосудами, приборы замеряли различные параметры жизнедеятельности — словом, все было как в обычной операционной. Собачьи сердце и легкие постепенно бледнели, из алых становились сначала розовыми, потом почти белым, но продолжали сокращаться и дышать. Впервые это был кровезаменитель, не просто восполняющий кровопотерю, но — переносящий кислород, а значит, несущий жизнь тканям, выполняющий основную функцию крови!

Хирургический интитут в Тбилиси оказался одним из многих медицинских учреждений, работавших по комплексной многоцелевой программе над созданием "нового класса газопереносящих сред на основе перфторуглеродов для получения искусственной крови". Головным учреждением был Институт биофизики в Научном городке под Москвой. Все дороги вели туда…

С Белоярцевым я договорился по телефону и встретился на объединенной сессии Академии наук и Академии медицинских наук. Наряду с другими совместными работами ученые двух академий обсуждали и эту.

Никакой "печати судьбы" я тогда не увидел. Высокий, с умным, правильным лицом, очень живой, с быстрыми реакциями. Была в нем какая-то внутренняя энергия, вызывающая поначалу даже некоторое отталкивание. Такое ощущение бывает, когда тебя в чем-то непременно хотят убедить, и ты, понимая даже, что то, в чем тебя хотят убедить, справедливо, сопротивляешься из-за чрезмерной настойчивости убеждающего. Это первое ощущение проходило. У меня оно прошло быстро, я его почти забыл и впомнил лишь сейчас, объективности ради.

Думаю, он был хорошим врачом. До Научного городка работал в одном из крупнейших кардиохирургических центров в Москве. Докторскую защитил в тридцать четыре года. В медицинском мире его знали, уважали, многие любили.

В науке бывают идеи, которые начинают вдруг "витать в воздухе". Именно так чаще и бывает — сначала идея начинает "витать в воздухе". Поэтому не так уж просто и бывает установить приоритет — практически в одно и то же время в разных концах земного шара ученые делают одно и то же открытие. Наверное, это значит, что пришло его время, что открытие стало нужным.