Рядом с Институтом биофизики в Научном городке построили новое здание, в котором предполагалось разместить производство. Заканчивались отделочные работы. Мы с Белоярцевым прошли его смотреть. Долго лазили по строительному мусору, он подробно объяснял, где и что будет размещено. Это, наверное, у него тоже осталось от медицины — стремление показывать. Почему-то хирурги очень любят показывать своих больных. Я не однажды испытывал неловкость, когда меня — правда, тоже переодетого в белые халат и шапочку — приводили в палату и показывали швы, объясняя, как была сделана операция. Как будто, не увидев швов, я бы не поверил! В таких случаях я всегда боялся, что больной догадается, что я не врач и что к его постели привело меня праздное любопытство. Здесь, слава богу, не было больных, но не было и необходимости в такой подробной демонстрации еще пустых помещений. Все-таки он меня несколько раздражал, и я подумал, что он не просто "болен", он одержим своим препаратом!
К этому времени Фармкомитет разрешил клинические испытания — сначала первую фазу, потом вторую.
Но до разрешения испытаний была девочка, которую сбила машина. Она умирала в детской хирургической клинике, и врачи ничего не могли сделать — оказалась и редчайшая группа крови, и кровопотеря была огромная. Кто-то в такую минуту сообразил — позвонили Белоярцеву. Он сел за руль (гонял он, как сумасшедший) и чуть больше чем за полтора часа — благо, дело было ночью, дороги свободны — домчался от Научного городка до Москвы. Он успел привезти "искусственную кровь". Девочку спасли. Как радовались они тогда! Радовались, не предполагая, что спасенная девочка обернется одним из главных аргументов… обвинения против них.
Фармкомитет еще не вынес свое решение, а препарат уже начали использовать в кардиохирургическом отделении института имени Вишневского для поддержания жизнедеятельности сердечной мышцы при операции на "сухом" сердце, когда организм переводят на искусственное кровообращение. Эффект был несомненным. Снизилась операционная и послеоперационная летальность. Сто пятьдесят применений препарата для кардиологии. Сто пятьдесят случаев снижения риска. Все это станет другим важным аргументом обвинения…
Наконец, разрешение Фармкомитета открыло возможность применять препарат в реанимационных отделениях нескольких крупных клиник, в военном госпитале им. Н.Н. Бурденко и в военно-полевых условиях в Афганистане. Когда привозили раненых, погибающих от массовой кровопотери, сначала устраняли прямую угрозу жизни, а потом думали, что делать дальше. Так же они поступали, переливая донорскую кровь. Случалось и так, что травмы оказывались несовестимыми с жизнью, и раненый погибал. Но многих удавалось спасти. Много раз бывало, что спасал именно препарат. У него, у препарата, есть еще одна особенность. Частицы эмульсии в 30—100 раз меньше эритроцитов. Поэтому они способны восстанавливать кровообращение в капилярах. Виктор Мороз и врачи его группы из госпиталя им. Н.Н. Бурденко вели записи в реанимационных картах, переносили их в истории болезни. Но не вели учета препарата. Это тоже стало серьзеным аргументом обвинения…
Потом был приказ Минздрава СССР, запрещающий клинические испытания.
А началось все с анонимного письма. Оно было направлено одновременно в Серпуховской горком партии (на территории этого района находится Научный городок), в Минздрав СССР и в местные следственные органы.
Мне часто приходилось слышать, что анонимные письма не должны разбираться и рассматриваться. Не менее часто приходилось узнавать о комиссиях, работающих по анонимным письмам.
Запрещенные опыты на людях, переливание нестерильного препарата, смерти — эти "грехи" Белоярцева были перечислены в письме. И еще — вовсе неожиданное — брал деньги у сотрудников из их премий.
По Научному городку стали распространяться слухи. Чего только не говорилось. Назывались цифры — количество людей, погибших от препарата. Упоминали о каких-то хищениях в особо крупных размерах. Замешан, дескать, Белоярцев, другие сотрудники лаборатории, возможно, сам Иваницкий.
Наверное, в мире все-таки существует абсолютное зло и абсолютное добро. Разумеется, я далек от мысли ставить на один из полюсов кого-либо из участников этой истории. Наверное, кроме двух точек, двух полюсов существует огромное пространство, где перемешаны частицы добра и зла. Перемешаны они в каждом человеке, вопрос лишь в том, что является доминантой, какова установка личности.