Кто убил Жозефину? Тайна смерти жены Наполеона

«Ты говоришь, что твое счастье покрывает тебя славой, но так рассуждать неблагородно. Нужно было бы сказать: «Счастье других покрывает меня славой», но это не относится к супружеской жизни. Вот как нужно сказать: «Счастье моего мужа покрывает меня славой», но это не по-матерински. Лучше так: «Счастье моих детей покрывает меня славой», но коль окружающие тебя люди, твой муж, твои дети не могут быть до конца счастливыми, не получая своей толики славы, то и пренебрегать ею не стоит. Жозефина, у тебя прекрасное сердце, только рассудок слаб; ты чудесно все чувствуешь, но рассуждаешь не столь хорошо. Ну вот, достаточно ссор! Я хочу, чтобы ты была всегда весела, довольна своей судьбой и мне подчинялась, но подчинялась, не ворча и проливая слезы, а всем сердцем, испытывающим радость и немного счастья».

Что касается приезда в Варшаву, то Наполеон (понятное дело!) всячески отговаривал Жозефину от путешествия, ссылаясь то на скверные дороги, то на суровое время года или на тысячи других причин, которые могли бы «принести ей неприятности». Впрочем, его уже и не было в Варшаве.

Практически в это же самое время Наполеон вел такую переписку с красавицей Валевской:

«Бывают моменты, когда высокое положение угнетает – это испытываю я сейчас. Как удовлетворить порыв сердца, стремящегося полететь к вашим ногам, но удерживаемого тягостными «высшими» соображениями, парализующими самое пылкое желание? О, если бы вы только захотели! Вы, только одна вы, можете уничтожить разделяющие нас преграды. Мой друг Дюрок облегчит вам способ действий.

О, придите, придите же ко мне. Все ваши желания будут исполнены, ваше Отечество сделается мне дорого, как только вы сжалитесь над моим бедным сердцем».

Это было написано после их первого свидания, а чуть позднее влюбленный Наполеон совсем разошелся:

«Мария, сладчайшая Мария, моя первая мысль принадлежит тебе, мое первое желание – снова увидеть тебя. Ты снова придешь, не правда ли? Ты обещала мне это. Если нет, то за тобой прилетит сам Орел. Я увижу тебя за столом, это мне обещано. Соблаговоли принять этот букет [брошь в виде букета из драгоценных камней. – Авт.], пусть это будет сокровенным знаком нашей любви среди человеческой сутолоки и залогом тайных наших отношений. Под взорами толпы мы сможем понимать друг друга. Когда я прижму руку к сердцу, ты будешь знать, что я весь стремлюсь к тебе, а в ответ мне ты прижмешь букет к себе. Люби меня, моя очаровательная Мария, и пусть рука твоя никогда не отрывается от этого букета».

Как же разительно это отличалось от того, что он писал своей жене 2 февраля 1807 года:

«Сегодня я в сорока льё от Варшавы; здесь очень холодно. Прощай, мой друг. Будь счастлива. Будь твердой, но не ревнивой».