– Ну, не знаю… Разве только… Нет, не уверен…
– Давайте, давайте, выкладывайте.
– Сидоров – родственник Небижчика. Единственный родственник, насколько я знаю. И единственный наследник, в случае, если Небижчик… Ну, вы меня понимаете. А Небижчик, хоть и живёт, как видите, скромно… жил… человек не бедный. Говорят, он в карты много навыигрывал и у него на сберкнижке… Ну, вы меня понимаете.
– Спасибо за важную информацию, – поблагодарил живописца дворник и, отправив его с балкона (конечно, не вниз, а обратно в квартиру), крикнул: – Следующий! Сидоров!
Всхлипывая ноздрёй, фотограф поплёлся на балкон.
Там он подтвердил сыщику-любителю, что во время перекура Иванов отлучался якобы в туалет, Петров – якобы звонить жене, а он – Сидоров – ходил на кухню, чтобы набрать из крана воды и запить таблетку от простуды, а то из носа так и течёт.
На вопрос, кто, по его мнению, заинтересован в смерти Небижчика, Дормидонт Ермолаевич ответил:
– Скажу по секрету: Небижчик имел тайную интимную связь с женой Петрова, с Зинаидой Орестовной. Илья Григорьевич сам мне проговорился во хмелю, как родственнику. Мы с ним кузены… были. Наши матери, царство им небесное, – родные сёстры. А Петров ужасно ревнивый. Всё время звонит жене, следит, проверяет. Если бы Петров узнал, что Зинаида ему наставляет рога с Небижчиком, то… Этот Петров – настоящий Отелло. Илья Григорьевич признался, что он Петрова боится. – Сидоров, зажав пальцем одну ноздрю, брызнул из другой ноздри с балкона носовой каплей, но уже не скупой, а щедрой. Брызнул метко – точно в проезжавший под балконом «Мерседес». – Нет, я не намекаю, будто Петров причастен к гибели Ильи Григорьевича, я просто констатирую факт.
– Жена Петрова – это такая щупленькая, остроносенькая, с такими волосами? Я их однажды вместе видел, – уточнял Нышпорка.
– Нет, то Люська, швея с фабрики «Красная шапка», а Зинаида Орестовна – она наоборот… У холостого Небижчика было две любовницы. Конечно, от каждой из них он скрывал наличие соперницы.
– Женщины тоже бывают очень ревнивыми и способны за измену… – задумчиво пробормотал дворник, поблагодарил фотографа за информацию, отпустил его и позвал Петрова.
На вопрос, кому, по его мнению, выгодна смерть Небижчика, Петров, мигая сквозь ус металлическим зубом, ответил:
– Ну, например, Иванову, да, этому. Иванов проиграл Небижчику в карты огромную сумму, и Илья Григорьевич всё ждал, когда же Вольфганг отдаст ему тот карточный долг. А раз Небижчик умер, значит, и карточный долг аннулирован; Вольфгангу, ну, Иванову уже некому отдавать проигранные деньги. Но это не значит, конечно, что именно Иванов виновен в смерти Ильи Григорьевича…
– Теперь мне нужно как следует обмозговать собранные факты, – сказал затем Солопий Охримович Нышпорка Захару Захаровичу Полуящикову. – Загадочное дело. Особенно этот странный шум, который слышали снаружи, но не слышали внутри… Пойду домой, поработаю мозговыми извилинами.
– Да-да! – обрадовался инспектор уголовного розыска, зная по опыту, что если уж этот дворник начнёт работать мозговыми извилинами, то обязательно доработает ими до разоблачения преступника. – А я к тебе завтра наведаюсь и сообщу результаты вскрытия трупа и лабораторного сравнения слюней.
Прежде чем покинуть квартиру натурщика, Нышпорка заглянул в ванную, чтобы попрощаться с милиционерами, собравшимися извлечь из жидкости скользкого голого мертвеца. «Без труда не выловишь и рыбку из пруда» – гласит народная мудрость. Это утверждение остаётся справедливым, даже если заменить слово «пруд» на слово «ванна», а слово «рыбка» на словосочетание «труп мужчины». Хорошо ещё, что покойник не был толстяком, а то бы пришлось прилагать ещё больше усилий.
Пожимая руки настроенным на сей труд Переплюньпаркану, Жужжалову, Зильберкукину и Достоевскому, Солопий Охримович произносил:
– До свидания… Всего хорошего… До новых встреч… Рад был встретиться… Желаю долгих лет жизни.
Пятая пожатая рука оказалась мокрой ногой покойника, которому дворник пожелал долгих лет жизни.
– Тьфу ты! Выставил! – ругнулся Нышпорка и вытер пальцы о штаны, нет, не свои, а соседа, висевшие на батарее.
После этого он покинул квартиру укокошенного натурщика и вознёсся посредством лифта на один этаж – к своим родным пенатам.
Переступая родной порог, сыщик-любитель чуть не раздавил подошвой тапка своего, так сказать, сожителя – домашнее животное. Животное было, по научному выражаясь, люмбрикусом; а, по-простонародному выражаясь, земляным червём, или, как ещё говорят, дождевым червяком. По кличке Робеспьер. Почуяв тапок хозяина, скользкий шнуркообразный Робеспьер радостно завилял своим организмом.