Читаем Кто укокошил натурщика? полностью

Кто укокошил натурщика?

Пафнутий не нашёлся, что на это сказать, и лишь, соболезнуя, вздохнул.

— Да не об ей речь, — продолжал Упырь. — Про бабу побалакаем. Про ту, которая поёть. Ишь, как выво́дить, миларва! Дескать, штукатур, али там маляр, растудыть его щетину, всё как есть подчистую продал, да и накупил энтих хризантем, забодай его слизняк, да возьми и наваляй большую кучу энтих, стало быть, мимоз под окном одной миларвы… Прямо за душу берёть, растудыть её щетину. У мене, веришь ты, дык прямо слёзы из гляделок чуть не брызнули, забодай их слизняк, век воли не видать! Я как жевал кишки одной мухи, да как услыхал, дык чуть не подавилси от умиления, зуб даю, шоб мне издохнуть, если брешу!

Пафнутия стало подташнивать.

— Да не об кишках речь… Хоша если суръёзно, то мушиные кишки — энто, я тебе скажу, чистый деликатес: жирные, смачные, аж слюнки текуть. Мухи, они вкусные, миларвы… Ну да я про бабу, которая поёть. Больно хочется мене её, голосистую, в живом виде, значить, увидать, растудыть её щетину.

— Да, хорошо бы, — вздохнул Пафнутий.

— Я два дни тому отдыхал опосля обеда — сжевал молодого клопика, шоб он издох: изжогой замучил, миларвец, — и привиделася она мене во сне, ну, та баба певучая, забодай её слизняк. И снится, веришь ты, будто поёть она, значить, энту песню про мимозы, а щетинка на ей мягонькая, а ножки у ей мохнатенькие, такая лапочка, растудыть её щетину, вот так бы её, миларву, и обнял бы, шоб мне блохой подавиться! Во как! Любовь энто, али нет, не ведаю, а вот зудить её голос в башке, забодай её слизняк, и ни в какую, растудыть её щетину!

— И мне она приснилась, — смущенно пробормотал таракан и даже улыбнулся от умиления, вспомнив тот сон.

— Брешешь, миларвец, шоб ты издох! Брешешь, али как?! — обрадовался паук.

— Чистая правда. Мне она приснилась с такими очаровательными усиками, и задней ножкой так эротично шевелит, шевелит…

— Вишь ты, забодай тебе слизняк! Мы с тобой навроде как одного поля ягоды, растудыть твою щетину, одномысленники, забодай тебе… Одинаковая, видишь ты, у нас, стало быть, душа, миларвец. Нежный ты, стало быть, как и я, шоб ты издох! Нравишься ты мене, забодай тебе слизняк, век воли не видать!

Когда хищник признался, что таракан ему нравится, сердце у Пафнутия тревожно ёкнуло, испугавшись, что такая симпатия может иметь гастрономическую подоплёку.

— Ну, дык ты энто… Извиняй, шо я тебе побеспокоил, миларвец… Ты, небось, уже спать,… а тут я… — принялся разводить церемонии мохнатый каннибал.

— Да ничего… Бывает… Дело житейское… — отмахнулся Пафнутий.

— Ну, теперя ты тожа, растудыть твою… Тожа заходь до мене в гости, шоб ты издох. У мене есть засушенный комарик, дык мы его с пивком. А?

— Кхе… Да я, в общем-то, на диете, так сказать… Не употребляю, знаете ли…

— А, ну дык так посидим, без комарика, просто побалакаем. Я живу за карнизом с правой с…

— Я знаю, — перебил таракан. — Ну,… может быть,… как-нибудь…

— Ага, обязательно заходь, шоб ты издох. Буду очень рад, забодай тебе слизняк… Благодарствую, значить, за беседу, растудыть её щетину. Душеньку отвёл, аж полегчало… Ну, дык я пойду. До встречи!

— Скатертью обои! — пожелал хищному гостю вслух Пафнутий, а про себя добавил: «Чтоб тебя гражданин Ю.Э. Антикефиров увидел! Ишь, в паутину меня приглашает! Как же, спешу аж падаю! Единомышленник выискался! Жрёт членистоногих собратьев и не подавится, изверг!»

Упырь покинул расщелину в плинтусе, и наш герой слышал, как шуршат по обоям коготки мохнатого осьминога, удаляясь, всё тише и тише, пока совсем не затихли на высоте.

— Фу ты, — выдохнул Пафнутий и удручённо покачал головой.

В эту ночь ему снились такие ужасы, что и говорить о них не хочется.

На следующий день, в понедельник, наш герой срочно эвакуировался из расщелины в плинтусе. Ибо теперь прожорливый каннибал, благодаря болтливости покойной моли Аделаиды, знал адрес таракана и, чуть проголодавшись, может сюда нагрянуть, чтобы воспользоваться Пафнутием в качестве провианта. Единомышленник не единомышленник, а голод не тётка!

Новой обителью Пафнутия стало радио, висевшее в кухне на стене. Этот источник звуков был, конечно, жильём довольно шумным, но зато сей адрес страшному Упырю неизвестен. Пафнутий даже перетащил внутрь радио кусочек промокашки с надписью «ху», так он к ней привык.

В этих треволнениях по поводу Упыря и заботах, связанных с переходом на новую жилплощадь, как-то забылась и песенка о розах, и волнительное ночное сновидение с певуньей…

Поэтически выражаясь, «любовь прошла, как сон, как дым».