Кто управляет Россией?

Анализ характеров членов Царской Семьи объясняется надуманным предлогом: «Увоз Царя из Тобольска поставил передо мною вопрос, действительно ли Государь Император, обладая слабой личной волей и будучи всецело подавлен волею Государыни Императрицы Александры Федоровны… шел к измене России и союзникам, готовясь к заключению сепаратного мира с Германией?» (там же). Но на этот вопрос уже был дан однозначно отрицательный ответ Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства в 1917 году при допросе множества свидетелей, при анализе всех причастных к делу документов. Ответ этот засвидетельствован знаменитой запиской следователя В. Руднева (Тайны новейшей истории. Экспертиза по идентификации А. Н. Романовой и Н. П. Билиходзе // «Россия». — 2002, 23–29 мая). Соколов, разумеется, знал это и никогда не задавался таким вопросом, как не задавались им Вильтон и Дитерихс. Но фальсификаторы ввели этот фальшивый вопрос как повод вновь поведать миру о том, что Государь был слабым царем и слабовольным человеком («по своему душевному складу он был живым отрицанием идеи самодержавия» (Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. Из записок судебного следователя Н. А. Соколова. — М., 1998)), что он всецело подчинялся своей жене («Я думаю, по типу своей натуры он мог любить женщину, не властвуя над ней, а только покоряясь ей» (там же, с.80)), что после отречения он пережил «надлом своей души» (там же). Таких вот высокомерно-снисходительных суждений о Царе, совершенно не связанных со следствием, не позволяли себе ни верноподданный М. К. Дитерихс, ни подданный другого государства Р. Вильтон. Очевидно, и монархист Н. А. Соколов, бесстрашно отдавший жизнь памяти убиенного Государя, восстановлению правды о его гибели, не решился бы выносить подобные приговоры Императору, которого он лично не знал, личных писем и дневников Его в руках не держал, а что еще объективно может свидетельствовать о названных в «записках» слабоволии, покорстве жене, надломе души?

Верному монархисту, честному человеку, профессионалу своего дела не может принадлежать оглушающее своей безапелляционностью заявление о неизбежности смерти Государя Императора: «В общем ходе мировых событий смерть Царя, как прямое последствие лишения его свободы, была неизбежной, и в июле месяце 1918-го года уже не было силы, которая могла бы предотвратить ее» (там же). Но зато как нужны были эти слова для многих бывших царских подданных, тех предателей, кто сознавал, что будущие поколения непременно предъявят им счет, бросят им в лицо горький упрек в нарушении клятвы верности Царю, в разрушении Самодержавия. Подлая, коварная рука не дрогнула вписать эти лживые слова в книгу одного из самых верных Государевых слуг, воина по духу!

Если клеветнически выставленные «отрицательные качества» Государя Императора в фальсифицированных главах еще кое-как «припудрены» похвалами его доброте, мягкости, «очарованию» (о чем Соколов тоже объективно судить не мог!), то уж погибшую в Ипатьевском застенке Государыню Александру Федоровну «записки следователя» бесстыдно чернят, приписывая ей самые неблаговидные черты характера. Вот где рука злобного фальсификатора выплескивает на страницы «записок» неприкрытую мстительную ненависть к Александре Федоровне, совершенно не присущую самому Соколову. Ведь в начале книги следователь признается (и мы верим, будто это его собственные слова), что он «не знал жизни, психологии той среды, к которой принадлежали потерпевшие от преступления», тем более он не знал погибших лично и потому никак не мог заявить: «Я признал преобладание воли Императрицы над волей Императора. Это существовало с самого начала совместной жизни и коренилось в их натурах. В последние годы ее воля подавляла его волю» (там же).

Государыня объявляется в книге истеричкой: «Может ли быть признана здоровой женщина, дающая жизнь гемофилику?… После его рождения ее истерия стала выпуклым фактом» (там же, с.84). Лютым мщением, а отнюдь не следовательским бесстрастием дышат слова книги, не подкрепленные ни единым фактом: «Аномальное сознание своего «я», навязчивость идей, чрезмерное волевое напряжение, раздражительность, частая смена настроений, нетерпимость к чужому мнению — все это было налицо» (там же).

Фальсификатора выдает и предвзятая атеистическая оценка религиозности Александры Федоровны, во-первых, ложное утверждение, что «к религии обратилась она, когда поняла, что жизнь ее надломлена, что ее сын гемофилик». Это заведомо неверно, ибо Государыня с детства была искренне верующей, и вопросы Веры для Нее стояли выше любви и брака. Во-вторых, сама Вера Императрицы с масонской издевкой названа «экзальтированной», автор настойчиво проводит мысль, что «этими настроениями она заражала других… их не избежал и сам Государь» (там же).