* * * Когда свеча догорает, когда светить ей остается буквально несколько секунд, на какой-то миг, краткий и еле уловимый, она вдруг вспыхивает - трепетно и ярко - и угасает. Навсегда. Вот так же случилось и с Лизой. Ее работа над "птичьими картинами", работа увлекательная, почти азартная, захватившая девочку с головой, оказалась той самой последней вспышкой свечи. Когда Вороновой рано утром в субботу позвонила Наталья и сообщила, что у Лизы наступило резкое ухудшение состояния и что скорая помощь дважды за ночь приезжала к Бобровым, Софья не могла в это поверить:
- Как же так? Я от них уехала вчера в девятом часу. Лиза была бодрой, мы с ней... нет, этого не может быть!
- К сожалению, может, Сонечка. Такая это болезнь. Страшная. И коварная. Думаешь, что она отступила, а на самом деле просто затаилась.
- Что же теперь, Наташа?
- Я боюсь худшего, - в этих словах Софья услышала: "это конец". Котеночкина, пообещав держать Софью в курсе событий, попросила ее пока что не приезжать и не беспокоить Бобровых. И Софья согласилась с подругой, которой она полностью доверяла. Но ни в субботу, ни в воскресенье вестей от Наташи не было, как, впрочем, и в понедельник тоже. И только во вторник вечером Воронова услышала в телефонной трубке голос Ирины. Она с трудом узнала его: голос был какой-то безжизненный и, как показалось Софье, сухой:
- Соня, Лиза умирает. Только что приходил отец Борис, священник храма, куда мы ходим... Он причастил ее... Если сможешь, приезжай... Лиза хочет с тобой проститься. - И Ирина положила трубку.
Через тридцать минут Софья уже была у Бобровых. У нее перед глазами все стояло смеющееся лицо Лизы, когда они расставались в пятницу. Девочка тогда сказала:
- А коноплянку начну завтра. Только тебе я ее пока не буду показывать...
- Почему?
- Не понимаешь? Это же я себя рисую. Считай, что стесняюсь... Лиза умирает? Поверить в это Софья не могла. До той минуты, пока не переступила порог квартиры Бобровых. Сильнее обычного пахло лекарствами и еще ладаном. На кухне, обхватив руками голову, сидел в одиночестве Виктор. Увидев Софью, он коротко кивнул ей - Воронова только успела разглядеть, что глаза его были воспалены, - и вновь опустил голову. Из комнаты Бобренка вышла маленькая девочка, которую Софья видела впервые.
- Это подружка нашей Лизы, - объяснила Вороновой незаметно подошедшая Наталья.
- А где Ира?
- Вышла на улицу покурить. Ты ее не встретила?
- Нет.
- Она молодец. Держится. А Витя... Витя совсем раскис.
- Тяжело ему.
- Да.
- А это действительно... конец? - Софья понимала всю наивность своего вопроса, но... Ей не хотелось верить в неизбежное.
- Тут вчера консилиум был... Впрочем, ты сама все увидишь. И только в этот момент Софья заметила, как осунулась Наташа. Все три дня она провела в квартире Бобровых.
- Делали все, что могли. Но... Уходит она, Софья, уходит. После незнакомой девочки к Лизе зашла мама Виктора - полная круглолицая старушка с добрыми подслеповатыми глазами. Вслед за ней наступила очередь Софьи. Увидев Лизу, она с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, - так изменилась девочка. Осунулось лицо, стали острее его черты. Вокруг губ появилась белая кромка. Побледнел и сам рот. Дыхание было тяжелым и прерывистым. Увидев Соню, больная улыбнулась. Худенькая, почти прозрачная ручка приподнялась в приветствии.
- Садись... ближе... Я так рада, что ты... пришла. - Было заметно, что девочка очень устала и говорит с трудом.
Софья собрала в кулак всю свою волю и постаралась говорить как можно спокойнее:
- Разве я могла не прийти? Только тебе, солнышко, надо беречь силы. Вот увидишь, все будет хорошо.
- Я бы... не поверила, что так... тяжело говорить. Но я должна сказать... самое главное... Я очень тебя полюбила, Соня...
Девочка сказала это так тихо и так просто, а внутри Софьи все мигом будто перевернулось. Ей стало стыдно перед этим маленьким мужественным человечком, стоящим на пороге вечности, за свою игру, бодрый голос. Слезы полились из глаз Софьи.
- И я... тебя... Не умирай, Лизонька, прошу, не покидай нас, - последние слова вырвались у Софьи помимо ее воли.
- Не плачь, Соня, не плачь... Поверь... мне хорошо... Правда, хорошо. А боли совсем нет. Даже странно. Только слабость... и все время спать хочется... Не плачь. Софья стояла на коленях перед кроваткой девочки. Та пыталась гладить Соню по голове.
- Вчера... отец Борис сказал... Для Бога нет живых и мертвых... Понимаешь?
- Понимаю, - шмыгая носом, прошептала Воронова.
- Нет, пока не понимаешь. А я... понимаю.... Не плачь, а то мне жалко себя становится.
- Не буду, солнышко...
- Я должна тебе еще... сказать перед расставанием. Я раньше маму с папой... просила подарить мне сестренку... Или братика. Вот... А ты мне стала сестренкой... Старшей. Правда?
- Правда, - и Софья поцеловала Лизу в щеку и, не отрывая губ, прошептала: - Сестренка моя.
- Как хорошо... Вот только коноплянку не успела нарисовать. Прости...
- Ну что ты говоришь?!