И вновь вспомнилась Лиза, точнее, ее слова: "Нет, пока не понимаешь... А я понимаю". Что хотела ей сказать девочка? Что стало ей понятным на пороге вечности? Собственно говоря, все эти мысли пронеслись в голове Софьи буквально в доли секунды. И не мысли даже, а словно отблески от них. Сейчас она чувствовала сердцем, и только сердцем. И незаметно для себя повторяла вслед за отцом Борисом:
- Во царствии твоем, егда приидеши, помяни нас, Господи. Блажени нищии духом, яко тех есть царство небесное. Блажени плачущии, яко тии утешатся. Блажени кротцыи, яко тии наследят землю. Блажени алчущии, и жаждущии правды, яко тии насытятся. Блажени милостивии, яко тии помилованы будут. Разбойника Рая Христе жителя, на кресте тебе возопивша, помяни мя, предсодеял еси покаянием его, и мене сподоби недостойного. Блажени чистые сердцем, яко тии Бога узрят. "Чистая сердцем - это про Лизу", - вновь промелькнуло в голове Софьи. Вслед за взмахами кадила в руке священника она сама словно входила в какой-то новый для себя ритм, новое измерение. Сейчас ей уже не надо было ничего объяснять. Священник молился и о Лизе, и о себе, и о каждом стоящем в этой комнате. То же делала и Софья. Она молилась - о Лизе, о себе, о священнике. И Лиза... она, наверное, тоже... молилась. И мысль эта не смутила, не удивила Софью. А когда отец Борис стал читать отрывок из Евангелия, Воронова уже не сомневалась, что маленькая девочка, названая сестренка, тоже слышит эти слова, как слышат их Ира, Виктор, Наташа, Софья Мещерская, как слышит их она, Соня:
- Братие, не хощу вас не ведети о умерших, да не скорбите, якоже и прочии не имущии упования. Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершая о Иисусе, приведет с Ним. Сие бо вам глаголем словом Господним, яко мы живущии оставшии в пришествии Господне, не имамы предварити умерших. Яко сам Господь в повелении во гласе архангелов, и в трубе Божии снидет с небесе, и мертвии о Христе воскреснут первее. Потом же мы, живущии оставшии, купно с ними восхищени будем на облацех, в сретение Господне на воздусе, и тако всегда с Господем будем. Затем пели "Вечную память". Отец Борис сказал несколько слов от себя, сказал просто, но очень сердечно. Впрочем, Софья запомнила только первые слова священника:
- Почти каждый день, братья и сестры, мне приходится исповедовать умирающих, служить панихиды... И скажу вам, что никогда доселе и ни у кого не видел я столько веры, сколько было ее у усопшей Елизаветы... Лизы.
А через час на Митинском кладбище появилась свежая могилка. Вокруг холмика земли были аккуратно поставлены венки. А еще фотография, с которой широко открытыми глазами на мир доверчиво смотрела красивая девочка. А под фотографией подпись: "Боброва Елизавета Викторовна. 1.05.1989 - 21.07.1998 гг."
Глава тридцать пятая
- Йес, йес! Мы сделали их! - кричал какой-то прыщавый подросток. По телевизору шло молодежное шоу. А еще в спальне у Софьи на полную мощь работал магнитофон. Сама она сидела на полу и разбирала рисунки Лизы. Ни музыка, ни телевизор ей были не нужны, но после смерти Бобренка, после той страшной минуты, когда Лиза ушла из жизни, Воронова неожиданно для себя стала бояться тишины. Всякий раз, когда она оставалась одна, когда все стихало вокруг, ей вспоминалась та минута. Вспоминалась - и острая тоска входила в сердце. Конечно, это было наивно - спастись от страхов, окружив себя звуками, телефонными разговорами, погрузившись с головой в дела. О Лизе напоминало все. Будь ее воля, Софья бросила бы сейчас Москву и уехала в Старгород. К тому же смерть Бобренка заставила Софью признаться себе самой в том, что Киреев занимает в ее жизни значительно больше места, чем она думала. Вороновой вдруг захотелось приехать в свой родной город и ждать возвращения Киреева. Больше того, в своих фантазиях она ясно представляла себе такую картину: по грунтовой дороге, резко ведущей вверх на том самом месте, где начинаются первые дома Старгорода, идет усталый путник. Это Киреев. А она, Софья, встречает его в самом центре Старгорода, там, где когда-то стоял Соборный храм города... И он счастлив видеть ее. Но Михаил исчез где-то во глубине России. Даже ближайшие друзья Вороновой не знали, что по ее поручению в Старгород наведывался доверенный человек Софьи. Он привез неутешительные вести: Михаил в Старгороде не появлялся, его сестра и зять обустроили маленький домик на окраине городка, но в нем никто не жил. Исчезла и Юля Селиванова. Какое-то внутреннее чувство подсказывало Софье, что Кира жив. Да и Лиза, маленькая мудрая девочка, ни на секунду это Софья хорошо видела - не сомневалась в том, что ее старший друг жив и по-прежнему идет, как говорила Бобренок, "к себе".