Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков

Создание в 1718 году Санкт-Петербургской полицмейстерской канцелярии (а в 1722 году и Московской) частью «разгрузило» воевод. Но особых прорывов все же не произошло. Во-первых, в бумагах Кабинета министров сохранилась масса жалоб на прямо-таки катастрофическую нехватку кадров. Если не считать чисто канцелярских служащих, «оперативный состав» состоял из постоянного (полицмейстер, 3 капитана и 3 поручика) и «переменного» состава (ежегодно менявшиеся 6 унтер-офицеров, 16 капралов и 120 рядовых Санкт-Петербургского гарнизона). По старой армейской привычке старшие офицеры, от которых зависело откомандирование в Канцелярию офицеров, старались в первую очередь избавиться от самых худших. А потому встречаются жалобы, что командиры, особенно Санкт-Петербургского и Рижского гарнизонов, отправляют служить в Канцелярию вообще (!) неграмотных офицеров (видимо, выслужившихся из рядовых, что при Петре было не редкостью), да вдобавок «отставленных из полков за шумство». Одним словом, на тебе, Боже, что нам негоже… С чисто канцелярским народом обстояло не лучше: «Которые при главной полиции подьячий обретаются и из тех большая часть, за пьянством и неприлежностью весьма неисправны». Жалобы на «кадровый голод» встречаются и двадцать лет спустя. Во-вторых, на Канцелярию взвалили массу дел, собственно, никакого отношения к полицейской службе и не имевших: вести работы по благоустройству улиц, чистить Неву и каналы, заботиться об освещении улиц, о доброкачественности привозимых в Петербург съестных припасов, надзирать, чтобы извозчики и вообще экипажи не носились сломя голову – а порой и выставлять весной и осенью караулы по берегам Большой и Малой Невы, чтобы не пропускать беспечных прохожих, сплошь и рядом проваливавшихся под подтаявший лед, и не обязательно в пьяном состоянии.

Естественно, ни о какой «оперативно-разыскной работе» в таких условиях говорить не приходилось. Тут уж кто попался, тот и попался, а кому повезло – растаял в безвестности. Да и разыскники из помянутых неграмотных офицеров, отставленных из своих полков за всевозможные буйства, явно талантами к этому ремеслу не блистали.

Порой для борьбы с воровством и грабежом применялись довольно оригинальные методы. Случалось, что убегавший вор-разбойник сбрасывал улики, то есть украденное. Если в полицию приносили неизвестно кому принадлежащие вещи, о них с барабанным боем объявлялось на площадях, а то и в присутственных местах вывешивались бумаги о находках.

Известен и вовсе уж курьезный случай, случившийся гораздо позже, в царствование Анны Иоанновны (1735 год). Ее известный шут Балакирев был печально славен запредельным даже по меркам того времени пьянством. В один прекрасный день появившиеся на улице полицейские барабанщики громогласно объявили: впредь петербургским обывателям запрещается как посещать Балакирева, так и принимать его у себя. Чуть позже это распоряжение отменили, но с уточнением: и принимая у себя Балакирева, и приходя к нему в гости, не пить с ним ни капли. Веселая у человека была репутация…

Как водится, денег в казне катастрофически не хватало, в том числе и на полицию. Красноречивый отрывок из донесения генерал-полицмейстера Девьера в Сенат от 1723 года: «А вышеупомянутые унтер-офицеры, капралы и рядовые мундиру не получали с 1718 году, а ружья и амуниции с 1715 году, которые в оном претерпевают немалую нужду и за босотою и наготою на работы не выходят, а за неимением амуниции на караулы не ходят». Какая уж тут борьба с преступностью, если у сотрудников канцелярии нет даже «башмаков, чулок, рубах с порты, галстухов»…

И это при том, что Девьер был человеком не случайным и никак не малоизвестным. Антон Мануилович Девьер, приехавший когда-то в Россию из Голландии, стал царским денщиком, дослужился до генеральских чинов, около двадцати лет был любимцем Петра, вообще «своим человеком» в царском семействе – воспитатель царевен Натальи Алексеевны и Натальи Петровны, царевича Петра Алексеевича…