Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков

Получив этакую бумагу, купец Попадьин, нежданно-негаданно для себя ставший «Попадьей», должно быть, крепко обиделся – и несколько месяцев в приказ не являлся. В конце концов послали парочку солдат с «сыскной памятью» (повесткой), по которой купцу предписывалось немедленно явиться в приказ. Но бравым солдатушкам пришлось отступить ни с чем: купец забежал в рыбную лавку, где пребывало множество его коллег по ремеслу, и стал кричать что-то вроде:

– А вот зайдите да возьмите! Не пойду я с вами, ироды!

Солдаты отступили ни с чем, видя нешуточное численное превосходство противника. А через несколько дней Попадьин явился в Сыскной приказ самолично и вывалил перед судьями кучу надлежащим образом заверенных бумаг, подтверждающих его права на означенную землю до последнего квадратного сантиметра. Оказалось, он еще в 1720 году, когда никакого такого Сыскного приказа здесь и близко не было, купил эту землю вместе с каменными и деревянными строениями у Покровского монастыря за 70 рублей.

Почесав в затылках – все документы были доподлинными, а сутяжничать купец был готов, – судьи обратились в Сенат с предложением выкупить землю у Попадьина за те же 70 рублей. Однако купец им ответил совершенно по-современному: мол, за двадцать лет московская землица изрядно подорожала, и больше ее не стало, разве что меньше. И выкатил свою сумму: 1236 рублей 50 копеек. Судьи собрали из московских купцов «независимую экспертизу» (наверняка тщательно проверив, чтобы среди экспертов не оказалось приятелей-собутыльников Попадьина). «Эксперты» пришли к выводу: конечно, насчет тысячи двухсот рублей Попадьин все же перегнул, но вот 700 рублей его подворье безусловно стоит: ну не дешевеет московская землица, что поделать, в особенности на столь бойком месте…

В скудной казне Сыскного приказа лишних семиста рублей не нашлось. Так что законным образом с купцом ничего нельзя было поделать, и Сыскной приказ вынужден был терпеть этакое соседство еще 11 лет, пока его не перевели на новое место, в Калужский житный двор (1752 год).

Еще одна откровенно комическая история, связанная со Сыскным приказом. В том же самом 1741 году, когда приказ тягался с упрямым Попадьиным, полицейские солдаты в одну ночь арестовали 14 воров и торговцев краденым – в притоне, долго располагавшемся буквально у стены Сыскного приказа. Что поделать: орлы из Сыскного приказа были следователями и судьями, а навыков оперативной работы не имели вовсе, отчего и проморгали…

Теперь пора оставить прибауточки и перейти к «клиентуре» Сыскного приказа – вот тут уже ничего смешного нет. К тому времени в Москве сложилась вполне себе профессиональная преступность – со своей специализацией, жаргоном, сетью притонов. Что интересно, свое влияние здесь оказывало и место рождения – как показали позднейшие исследования, подавляющее большинство московских «воров и мошенников» как раз в Москве и родилось. Беглые солдаты и рекруты, беглые крепостные, а также те, кто на свой страх и риск приехал в столицу искать удачи, подобно нынешним таджикам, искали пропитание на нелегальном рынке рабочей силы (уже в те времена прекрасно существовавшем), а кражами и воровством занимались редко: так, если что-то особенно плохо лежит… Большую группу преступников составляли «фабричные» – работники московских мануфактур, в основном Большого суконного двора. Одни совершали преступления, так сказать, без отрыва от производства, – а иные воры, когда подпирало, на какое-то время записывались в «фабричные», чтобы отсидеться. Потом сбегали и принимались за старое.

Немаленький «кадровый резерв» московского преступного мира составляли «солдатки» (жены или вдовы солдат) и их дети. Такова уж была система того времени: в солдаты «забривали» практически навечно, до седых волос (да и «инвалидов», то есть достигших пожилого возраста, старались пристроить куда-нибудь к нестроевой). Так что ушедший на службу пропадал из поля зрения родных и близких на долгие годы, порой опять-таки навсегда. При всеобщей неграмотности (помните неграмотных офицеров?) писем ждать не приходилось. Только в 60-х годах XVIII века родственникам погибших стали отправлять похоронные. Так что оставшиеся без средств к существованию солдатки сплошь и рядом промышляли кто скупкой-перепродажей краденого и нелегальной торговлей спиртным, кто проституцией, кто содержанием притонов.

Дети частенько шли той же дорожкой. Тем более что в их распоряжении порой были самые настоящие «воровские университеты» – например, Московская гарнизонная школа.

Впервые гарнизонные школы начал создавать еще Петр I, а по указу Анны Иоанновны от 1732 года они стали открываться повсеместно. Намерения были самые благие – «дабы впредь польза, и государству в рекрутах облегчение быть могло». Однако, как это частенько случается, благие намерения сплошь и рядом вступали в противоречие с грубой реальностью…