Она научилась различать голоса и знала, кто в данный момент с ней ведет политико-воспитательную работу. Даже удивительно, как она научилась распознавать характеры только по голосам. Голос того, кого называли Чином, принадлежал парню, воспитанному улицей и умудрившемуся прогулять все школьные годы. Тонкий голосок принадлежал девушке, которая приставила пистолет к ее виску. Вполне грамотная речь принадлежала, без сомнения, нервничавшему на заднем сиденье человеку. "Еще была девушка, которая в момент похищения сидела на переднем сиденье. Она, видимо, была черной, у нее был низкий, горловой, тягучий голос.
Постепенно она узнала имена. Мужчин звали — Чин, Теко и Куджио. Девушек — Гелина, Фахидза, Иоланда и Зоя. Это были настоящие африканские имена, достойные революционеров. От данных им лри рождении имен — достойных только рабов — они отказались.
Они давали ей есть, поили чаем, водили в ванную комнату. Они утверждали, что кормили ее тем же, что ели сами. Завтрак состоял из чая и двух кусочков хлеба. На обед было нечто тяжелое. Глаза ей не развязывали, а по вкусу она не могла определить, что у нее в тарелке. Там явно был рис, но что еще? Скорее всего, бобы. Такие бобы она никогда не ела. Когда она в этом призналась, ее назвали «капиталистической сукой», поскольку она даже и не предполагала, что этими бобами бедные американцы вынуждены питаться каждый день.
В первый раз ее покормили через восемнадцать часов после похищения. Она не успела доесть, как тарелка выпала у нее из рук, и остатки еды высыпались ей на одежду. Потом ее кормили рисом с бананами или рисом с небольшими кусочками рыбы и поили мятным чаем, который она возненавидела еще больше, чем эту еду.
На третий день Чин обратился к ней по имени и устроил формальный допрос по всем правилам. Не хватало только лампы, слепившей глаза. Он задавал вопросы о ее школьной жизни, друзьях, семье, о ее родителях, о том, сколько денег у ее отца, какими акциями она владеет и какое еще имущество принадлежит ее семье. Он спрашивал об их доме, о привычках, о том, что они едят, с кем встречаются и так далее.
Она соврала только в одном: сказала, что ее сестры живут вместе с родителями. Она не хотела, чтобы и их попытались похитить.
На следующее утро, проснувшись, она обнаружила, что повязки свалились с ее рук. Чин махнул рукой и разрешил больше ее не связывать.
Чин продолжил допрос. Спросив, владеет ли ее мать акциями, он поставил ее в тупик. Она никогда не задумывалась над тем, есть ли у матери какая-то личная собственность.
— «Уолл-стрит джорнал» она читает? — спросил Чин.
— Да, но…
— Тогда у нее есть акции, — уверенно заключил он.
Она не знала и какими акциями владеет ее отец и опять услышала, что она «капиталистическая сука». Она не знала, каков ежегодный доход ее отца.
Зачем ее отец ездил в Вашингтон? С кем он имеет дело — с президентом, ЦРУ, Государственным департаментом?
Она знала только одну причину, заставлявшую его регулярно наведываться в Вашингтон: корпорация Херста создала фонд, который оплачивал поездки двух школьников из каждого штата в столицу, чтобы иметь возможность ознакомиться с тем, как функционирует государственная машина.
Чин рассмеялся ей в лицо. Неужели она будет делать вид, что ее отец не состоит в «Комитете сорока»? Движение все знает о «Комитете сорока». Это засекреченный комитет, состоящий из миллиардеров, который вместе с ЦРУ приказывает президенту США, какую политику ему проводить. Именно они и управляют страной. И ее отец, реакционная свинья, был одним из тех, кто богател на поте народа.
Чин требовал от нее согласия со всем этим вздором. Когда она делала это недостаточно быстро, он уходил. Дверь с треском захлопывалась, включалась громкая музыка, и она оставалась одна, запуганная и несчастная.
Она старалась не злить Чина и говорила все; что знала. Собственно, ей нечего было скрывать. Другое дело, что на многие интересовавшие его вопросы она не знала ответа. Она боялась, что ее убьют или подвесят к потолку и начнут пытать.
Чину и всем остальным страшно нравилось, что после похищения Патриции Херст все газеты писали об их движении. Они словно купались в лучах славы. Они уверяли ее, что таким образом революционная идея распространяется в массах: люди узнают, что можно восстать против угнетателей и успешно с ними сражаться. С капитализмом нужно бороться не только митингами и книгами, но и оружием.
Тем не менее Чин сказал, что его армия вступит в переговоры с капиталистическими свиньями об условиях ее освобождения.
— Посмотрим, — сказал он, — захотят ли они спасти тебя.
Он сказал, что военный совет «Симбиционистской армии освобождения» решил, что ее отец должен сделать «жест доброй воли» и доказать тем самым искренность своих намерений. Ему придется вернуть малую часть того, что он украл у народа. Для начала он выдаст продуктов на семьдесят долларов каждому бедняку в Калифорнии.
— Это ведь немного? — переспросил Чин.
— Конечно, конечно, — поспешила она согласиться.