Чин сказал, что надо будет записать на магнитофон ее обращение к отцу, чтобы он знал: она жива и просит сотрудничать с армией.
Чин разрешил отвести ее в ванную комнату, чтобы она приняла душ. Ванная оказалась маленькой, заполненной паром, вода — слишком горячей. Но ощущение было божественным.
Зоя, девушка с жестким, холодным голосом, сидела с ней и рассказывала о роли женщины в революции и о сексуальном равенстве в обществе будущего. Пока Зоя все это говорила, Патриция с наслаждением смывала с себя пот и грязь. Она хотела бы вымыть волосы, но не решилась. Повязка могла соскочить, она увидела бы лицо Зои, тогда ее, возможно, не захотели бы отпускать.
Зоя рассказывала, как бедняки будут счастливы получить еду, оплаченную Херстом.
— Вдруг кто-то не придет? — предположила Патриция. — Решат, что это унизительно.
Зоя взвилась от гнева:
— Ты — капиталистическая свинья! Простые люди не могут понять твою буржуазную мораль! Их дети голодны, и им не приходится выбирать.
После ванной ей дали брюки и майку.
К вечеру к ней пришел Чин с магнитофоном. Он диктовал ей, что ей следует говорить, и она покорно все повторяла в микрофон. Она была-настолько напугана, что готова была сказать все, что угодно, только бы родители услышали ее голос и поняли, что ее нужно выручать из беды.
«Мама, папа, со мной все в порядке. Я немного простудилась, но мне дали таблетки.
Я не умираю от голода, меня не бьют и не запугивают.
Я знаю, что члены «Симбиционистской армии освобождения» огорчены из-за того, что газеты искажают истину. Они не сбивают вертолеты и не убивают невинных людей.
У меня завязаны глаза, так что я никого не смогу опознать. Мне бы хотелось, чтобы полиция перестала меня искать.
Я нахожусь под охраной вооруженного отряда, имеющего автоматическое оружие, так что у меня нет никаких шансов выйти отсюда, если меня не освободят. Эти люди честны со мной, но они готовы умереть во имя своих идей. И я надеюсь, вы сделаете так, как они говорят, и сделаете это быстро.
«Симбиционистская армия освобождения» поддерживает идеологические связи с Ирландской республиканской армией, с филиппинскими партизанами и с социалистами Пуэрто-Рико, которые борются за независимость.
Я — военнопленная, и военнопленные — те двое чле-нов «Симбиционистской армии», которых посадили в тюрьму Сан-Квентин. Если невиновна я, то невиновны и они. Со мной обращаются в соответствии с Женевской конвенцией. Меня взяли в плен потому, что я член семьи, относящейся к правящему классу…»
Она только повторяла слова Чина, которые он произносил ей прямо в ухо. Внезапно она поняла, что он гладит ее грудь. Затем его рука скользнула вниз.
— Ты обидела сегодня нашу сестру Зою, — сказал Чин. — Не смей больше никого обижать. Иначе я разберусь с тобой.
Намек на сексуальное насилие был ясен. Она поняла, что не должна больше спорить или возражать кому бы то ни было из них.
Они отправили магнитофонную пленку только через три дня, которые ушли на то, чтобы продумать в деталях программу распределения продовольствия. Они решили, кому следует предоставлять эту помошь: всем, кто живет на социальное пособие, на социальную пенсию, ветеранское пособие, кто получает продукты по талонам, инвалидам, тем, кто освобожден из тюрьмы с испытательным сроком. Они перечислили пункты раздачи продовольствия и назвали организации, которым следовало это поручить.
К записи ее голоса и бумагам с планом раздачи бесплатного продовольствия Чин присовокупил свое короткое выступление:
«Я хочу, чтобы вы услышали голос наших винтовок, которые говорят о свободе: привет нашим братьям и сестрам. Меня зовут Чин. Я — черный и представляю черный народ. Я — генерал-фельдмаршал объединенных федеральных сил «Симбиционистской армии освобождения».
Мы считаем корпорацию Херста и семейство Херстов врагами народа. Народ имеет право и даже обязан спасать жизни голодающих детей и женщин. Я вместе с другими представителями всех рас готов отдать свою жизнь для освобождения народа».
Патриция Херст надеялась, что этот голос поможет понять, насколько серьезны намерения людей, которые ее захватили. Даже если они полусумасшедшие фанатики, они и в самом деле готовы умереть за свои идеи.
Кассеты они отослали на радио в Беркли. Через день или два вся пресса говорила о том, что подлинная цель армии — освобождение их товарищей, сидящих в тюрьме. Губернатор Калифорнии Рональд Рейган, будущий президент страны, отказался их освобождать:
— Об этом не может быть и речи.
Чин сказал, что газеты подсчитали: выполнение продовольственной программы потребует четырехсот миллионов долларов. Херст заявил, что у него нет возможности заплатить четыреста миллионов, но он сделает похитителям другое предложение. Он сказал это по телевидению. Рядом с ним перед телекамерой стояла его жена, одетая в черное.