Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии

Мы судьи с рождения

Хотя судьи, присяжные и адвокаты, вероятнее всего, объясняют свою позицию различными факторами, в числе которых не последнее место занимают долгие годы обучения, философские дискуссии и тому подобное, как правило, бо́льшая часть происходящего в зале суда опирается на интуитивные знания, с которыми мы рождаемся, включая ощущение справедливости и представления о взаимности и наказании. Рене Байяржон с коллегами провела большую работу с группой маленьких детей и показала, что чувство справедливости у них есть не только в два с половиной года, а уже в шестнадцать месяцев. Когда детей из старшей группы просили раздать лакомство куклам-марионеткам, они распределяли его равномерно{257}, а шестнадцатимесячные малыши отдавали предпочтение тем персонажам мультфильма, которые делят награды поровну{258}. Мы также обладаем врожденным представлением о взаимности, но только применительно к нашей социальной группе. Дети ожидают от членов своей группы, что те будут с ними играть и делиться игрушками{259}, и изумляются, если этого не происходит. Они не удивляются, когда такого не случается между представителями разных групп, – наоборот, когда случается, поражены.

Малыши в лаборатории Майкла Томаселло не просто выявляют того, кто нарушает моральные правила, но отрицательно на него реагируют. Дети от полутора до двух лет помогают жертве нарушителя морали, утешают ее и делятся с ней своим, даже в отсутствие открытых эмоциональных проявлений. С “преступниками” же совсем другая история: они провоцируют громкие протесты детей, и те менее склонны помогать им, утешать или с ними делиться{260}. Маленькие дети также осознают преднамеренность и считают умышленное нарушение правил “дурным”, а не случайным{261}. Хорошо известно, что взрослые с готовностью будут страдать сами, чтобы наказать других, а недавнее исследование лаборатории Пола Блума показало, что это свойственно даже четырехлетним детям{262}. Мы чувствуем подобные побуждения постоянно – пытаемся подвести под них какие-то теории, однако просто такими рождаемся.

Слова расходятся с делом

Слова человека о том, какой вид наказания он поддерживает, и его реальное поведение зачастую расходятся, и люди даже не могут логично объяснить почему. Мы с подобным уже сталкивались, разве нет? Интерпретатор снова за работой, пытается трактовать интуитивные суждения. Этим заинтересовались психологи Кевин Карлсмит и Джон Дарли. Людям предлагалось отнести себя к одной из двух категорий – к сторонникам наказания как кары или к приверженцам принципа сдерживания. Все отвечали по-разному и примыкали к одной из двух групп либо к третьей, смешанной. Тем не менее эти индивидуальные предпочтения очень слабо отражались на поведении, связанном с применением наказания, – оно оказывалось преимущественно карательным. Исследователи обнаружили, что, когда испытуемым дают задание назначить наказание гипотетическому преступнику, 97 % людей пытаются получить информацию, имеющую значение для карательного подхода, а не утилитарного (ограничение право– или дееспособности и сдерживание устрашением){263}. Для них очень важна степень тяжести содеянного, а вероятность того, что обвиняемый может снова нарушить закон, в расчет не принимается. Они наказывают за причиненный вред, а не за тот, который может быть причинен в будущем (удержание устрашением). Когда их просили наказывать только с утилитаристской точки зрения, игнорируя аспект возмездия (им аккуратно объяснили смысл соответствующих понятий), они все равно не могли этого сделать. Люди по-прежнему ориентировались на тяжесть преступления, когда выносили свои суждения{264}. Когда их заставляли придерживаться утилитарного подхода, они чувствовали меньшую уверенность в своих решениях. Однако, если их просили распределить ресурсы на поимку преступников и на предупреждение преступности, они сильно поддерживали утилитарный подход, выступая за предотвращение преступлений. Таким образом, хотя люди ратуют за утилитаристскую теорию снижения уровня преступности, они не хотят допускать несправедливых наказаний. Они хотят, чтобы человек получил то, чего заслуживает, но лишь после того, как он это заслужил. Они хотят быть справедливыми. “…Люди хотят, чтобы наказание лишало возможности совершать преступления и сдерживало от этого устрашением, но их чувство справедливости требует, чтобы приговоры были соразмерны моральной серьезности преступления”{265}. (Даже Католическая церковь проводит различие: более незначительные, простительные грехи наказываются временным пребыванием в чистилище, тогда как смертные грехи отправляют человека напрямую в ад.) Это воззвание к справедливости соответствует наблюдению, что после чтения текстов о детерминизме люди назначают более мягкие гипотетические наказания: если преступники не несут ответственности за свои действия, значит, они не заслужили суровой кары.