Кто здесь хозяин? [Новеллы]

А ребята, довольные, что подвязали кошке колокольчик, направились к дому продавца. Остановились у калитки, крикнули: «У нас к Гантуа дело есть, дома он или нет?» Удивилась жена Гантуа — Пациа из Сабуэти — нежданным гостям. «С чего бы ему так рано домой возвращаться, он вроде не больной. Да вы, поди, лучше меня знаете, где он есть?» А гости говорят: «У нас такое срочное дело, что до завтра никак не терпит. Вынеси-ка нам нарды, мы здесь подождем».

Устроились дружки Гантуа в тени под ореховым деревом, в нарды играют, костяшками постукивают. А Гантуа в это время как на иголках сидит. Собрания, сами знаете, рано не кончаются, а собрания райпотребсоюза — в особенности. Люди выступают, горячатся, спорят, а Гантуа в мыслях домой торопится. Смотрит отец трех дочек в окно на заходящее солнце. Сколько речей на собрании сказано, а он и двух слов не слыхал; размечтался о своем будущем сыне да о том, что ему цыганка присоветовала. А солнце все ниже. Вот уже меньше пяди до горы осталось. Вскочил тут наш Гантуа как ужаленный да как гаркнет: «Вы тут наседками раскудахтались, а солнце к закату идет и судьба моего сына на волоске висит!» Рванулся к дверям, но ему путь преградили: «Это что за номер! Собрание еще не кончилось! Еще постановление не вынесено. Рехнулся ты, что ли?» — «Э-э, и вас, и ваше постановление!.. Пустите! Тут дело сына касается, а вы с постановлением!..» Смел Гантуа всех со своего пути, выскочил на улицу — и домой!

По дороге у кума подросшего бычка выпросил, погнал его перед собой к дому и сам галопом за ним. А солнце все ниже, вот-вот за гору скатится. Вбежал Гантуа в свой двор, на играющих в нарды даже не взглянул, привязал бычка к частоколу и к жене. А Пациа огонь в тоне развела, тесто замесила. Влетел Гантуа в дом, распахнул окно и кричит: «Пациа! Слышь, Пациа! Сей момент сюда! Слышишь?» Пациа даже тесто с рук не смыла, решила, что с мужем что-то неладное. Прибежала перепуганная, а он: «Скорее, женщина, солнце садится. Пока не зашло, я должен три раза твой пупок поцеловать!» Так, запыхавшись, объявил Гантуа своей благоверной и потянулся к ней. «И! — осерчала Пациа из Сабуэти. — Чтоб тебя разорвало, черта беспутного! Я подумала, стряслось что. Отстань, не то как хряпну этим пестом по загривку — не зарадуешься!» — «Дура, нет у меня времени сейчас объяснять, потом все расскажу», — не отступается Гантуа. Пациа решила: свихнулся муженек, и бросилась вон из дому. Бегают они вокруг тона, Пациа, а за ней Гантуа, бегают кругами. Наконец продавец изловчился, сграбастал жену и, как велела гадалка, три раза поцеловал ее в пупок.

…Вот какой восемнадцатый тост сказал красноречивый Рафиэл из Хатричала: «Давайте выпьем за того оленя, который до захода солнца целует свою олениху в пупок, надеясь, что она родит ему мальчика!»

Догадался обо всем Гантуа, все понял, да поздно. Вскочил, завертелся на одном месте. Не мог же он гостей разогнать, раз уж кувшин с вином был открыт! На рассвете пристыженный продавец попросил своих дружков: «Вы хоть не рассказывайте никому, ребята, не рубите мне голову на виду у всей округи…»

Не знаю, кто проболтался, кто развязал мешок, но только на следующий день всей округе было известно, как разыграли продавца Гантуа.

Мы с Гантуа старые приятели. По правде говоря, не люблю я сплетен, только вам это рассказал, клянусь нашей дружбой, а другим — ни за что.

Перевод А. Эбаноидзе

Сон

По сравнению с тем, что порой снится нам с вами, дорогой читатель, сон Годердзи Квициния был самый что ни на есть обыкновенный, заурядный, однако, проснувшись, он все-таки долго довольно бессмысленно взирал на портрет Гегеля, висящий на противоположной стене. Инкассатор пятидесяти с лишним лет насмотрелся на своем веку всяких снов, но никогда по ночам к нему не являлся Ило Бибичадзе. Правда, Ило был соседом по лестничной площадке, однако не настолько близким, чтобы инкассатор засыпал с мыслью о нем. За прожитые рядом восемнадцать лет соседи от силы раза три заглядывали друг к другу на огонек. Не наладились те непосредственные и теплые отношения, которые в Имеретии называют «дружбой у очага, жаркой, как уголек». Годердзи мельтешил в этом полном неожиданностей мире сам по себе, а Ило сам по себе. Разница между ними была та, что, насколько был распахнут и общителен Годердзи (вернувшись со службы, он часами вышагивал по двору в надежде найти собеседника и поделиться с ним накопившимися за день впечатлениями), настолько же замкнут и неразговорчив был Ило Бибичадзе. Он никогда не задерживался ради разговора на улице или во дворе, все сновал с деловым видом туда-сюда. По сей день Годердзи не знает, чем занимается и где работает его ближайший сосед. Сколько раз он ни спрашивал об этом Бибичадзе, столько раз тот или пропускал его вопрос мимо ушей, или переводил разговор на другую тему. Так что инкассатор окончательно убедился: человеку неприятен разговор о его профессии.