Кто же спасет Россию?

«Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» («Великий почин», ПСС, т. 39, с. 15).

«…Разделение общества на классы – значит, разделение на такие группы людей, из которых одни постоянно могут присваивать труд других, где один эксплуатирует другого» («О государстве», ПСС, т. 39, с. 69).

«…Наша цель, как цель всемирного социализма, есть уничтожение классов, а классы – это такие группы, из которых одна может жить трудом другой, одна присваивает себе труд другой» («Заключительная речь при закрытии съезда 9 декабря», т. 39, с. 433).

«А что такое классы вообще? Это то, что позволяет одной части общества присваивать себе труд другого» («Задачи союзов молодежи», ПСС, т. 41, с. 310).

А теперь спросите себя: были ли классы при социализме? Не верите мне – возьмите в Ленинской библиотеке и прочтите сборник Азчериздата, выпущенный в Ростове-на-Дону в 1936 году, накануне принятия сталинской Конституции, под красноречивым названием «О ликвидации классов в СССР», в позитивном значении этого факта.

Предвижу массу читателей, готовых выпрыгнуть из штанов, чтобы сразу доказывать: «А вот нынешние предприниматели, бизнесмены разве не присваивают труд других?». Да, присваивают, но не как класс, а как воры, воры общественной собственности, природных богатств, чужого труда. Присваивают с помощью предавшей народ власти, сливающейся с ними в экстазе взаимного обогащения. Коррупция – тому свидетельство.

Воры присваивают, но, по законам развитых государств, краденое не может считаться их собственностью и подлежит возврату исконному владельцу. Потому что не воровство, а труд создает собственность. А наши «бизнесмены», скупающие себе земли и острова, команды и клубы, строящие рекордные яхты и дворцы, сами не создали ничего, занимаются отторжением чужого через сговор и рейдерство, аукционы и перепродажи, финансовыми аферами, закреплением и охраной краденого, а также… скупкой партий и голосов для легализации своих действий и лживых прав.

Их воровство, начавшееся с расстрела Белого Дома, не есть эксплуатация во времени, как в классовом обществе, а именно разовое отчуждение, хотя и в несколько приемов. Поэтому речь должна идти не о повторной социалистической революции, по Ацюковскому, а об антикриминальной. Не о крови на улицах, а о разбирательстве в судах, но, разумеется, не в тех судах, что созданы ельцинской камарильей и либеральными эпигонами, а в народных судах, с участием тружеников и публичной отчетностью.

В действительности ни одно из положений марксизма не устарело. Все развивалось по установленным им законам, только в негативной проекции. То есть деградация страны происходила не из-за каких-то упущений марксизма, а вследствие его извращений сверху и повсеместного насилия над диалектикой. К сожалению, этого не видит Ацюковский и, вместо разоблачения недавних попутчиков, призывающих «не следовать марксизму-ленинизму, а создавать обществоведческое учение заново», пытается с места в карьер именно подправить марксизм-ленинизм, а не откорректировать перекошенную практику.

Но, увы, то, что он наговорил из благих побуждений о «различиях социализма и коммунизма», о сохранении «государства на века», о переходе «диктатуры пролетариата в диктатуру трудящихся», о «социальной революции вообще», невозможно читать без слез умиления. Эклектика – не более того! Ибо эти рассуждения льют воду на мельницу «дурной бесконечности», фактически отвергаемой историческим развитием.

История не есть полигон механической повторяемости. Она есть качественное восхождение со ступени на ступень, несмотря на случающиеся, временные срывы в линии прогресса. Пути прогресса извилисты, но необоримы. И они всегда дают сигналы!

2