— Как я понимаю, основная твоя претензия заключается в том, что ты предполагаешь… — он сделал акцент на последнее слово, — …что я, каким-то образом, причастен к смерти Поттеров? Северус, как я уже сказал, это лишь твои предположения. Я не обязан был становится Хранителем их тайны. Они решили, что справятся с этим сами. Да, это было роковой ошибкой, но от них никто не застрахован, правда, друг мой? Нечаянно подслушанное пророчество, или не слишком настойчиво предложенная помощь… — он многозначительно посмотрел на Снейпа, лицо которого лишь презрительно искривилось, — Северус, каждый из нас получит по заслугам и час моей расплаты не за горами. Я не прошу тебя понять меня, но лишь довести начатое до конца. Во имя всех тех, кто пожертвовал собой на этом пути.
— Всех тех, кто выстелил путь в Твой рай своими костями? — презрительно сказал Снейп.
— Я знаю, тебе больно. Но, как я уже сказал в начале нашего разговора, ты еще не настолько силен, чтобы справиться самому. Чтобы защитить Ее.
Северус почувствовал, как слова директора разбудили чудовище у него внутри. Чудовище, которое он так старательно держал на цепи. И сейчас оно поднималось по сведенному судорогой горлу. Его верхняя губа подрагивала от напряжения обнажая зубы, от чего казалось, что он скалится.
— Не смей, — он иступлено зашипел, ткнув в сторону Дамблдора пальцем, — не смей даже говорить о ней.
В его лице была та отчаянная свирепость, что бывает у сторожевой собаки предано защищающей хозяина даже под дулом наставленного на нее пистолета.
— Северус, тебе нужна помощь, — настаивал Альбус, призывая его к здравомыслию.
— Я однажды уже принял от тебя помощь. Она слишком дорого мне обошлась, — выплюнул он, все еще подрагивая от гнева.
— Северус, пожалуйста, давай успокоимся и поговорим, наконец, как цивилизованные люди. Я прошу тебя, — настойчиво сказал Альбус, прерывая попытку Снейпа снова напасть. — Прошу. — он смотрел в глаза зельевара, своими невыносимо-голубыми, проницательными глазами.
— Ты хочешь, чтобы я довел начатое до конца? — все еще с раздражением, но уже спокойнее спросил Снейп.
— Да, — ответил Дамблдор.
— Я подумаю, — коротко ответил зельевар и, взмахнув полами своей мантии, стремительно вышел из кабинета директора.
Оставшись один, Альбус размышлял над их разговором. Он конечно понимал, что это Она открыла ему глаза. Самое неприятное было то, что ей понадобилось для этого всего полтора года. И сейчас его такой совершенный план висит на волоске. Конечно, он предвидел такое развитие событий, но думал, что перед решающим разговором со Снейпом, он успеет поговорить сначала с Ней. Он знал, Натали единственная, кто может сейчас гарантировать благополучное завершение его плана, она единственная, кто сможет убедить Северуса. А ему было нужно не просто его согласие, которое он даст, Альбус был в этом уверен, ему была нужна его безоговорочная преданность. Слишком много зависит от того, как отыграет свою партию именно Снейп.
Он стоял возле окна и, как обычно в последний месяц, всматривался в даль: как на горизонте, подернутые молочной дымкой, возвышались горы, словно могучие спины древних чудовищ. Альбус будто пытался наглядеться на величественную красоту этих монументальных исполинов, которым плевать на все тщетные потуги смертных доказать свое превосходство друг перед другом, с единственной целью, чтобы короткая вспышка нашей жизни оставила пусть недолгий, но яркий свет. И все то, чем мы жили, чем были полны наши сердца: наша любовь, трепет наших бесстрашных сердец, все это оставило свой след. Ибо каждый из нас — вселенная. Сейчас перед лицом Темных сил, что как никогда пытаются завладеть миром, перед неотвратимостью его собственной судьбы, он чувствовал, что добрался до самой вершины той грандиозной цитадели, что методично создавал все эти годы, укрепляя ее фундамент костями отыгравших свою роль сторонников и поверженных врагов. Сейчас он стоит на самой ее вершине и впереди у него только мрачная бездна. Он исполнил свое предназначение. Ему больше нечего просить у нового дня.
***
Весь следующий день Нат не могла избавиться от едва заметного, но настойчивого беспокойства, из-за так неосмотрительно высказанных предположений на счет игры Альбуса. Оно, как мотив глупой песенки, неотступно преследовало ее заставляя снова и снова задумываться над тем, правильно ли она поступила. В правоте своих суждений она была абсолютно уверена, иначе не посмела бы так ранить его. Но даже это не ослабляло невыносимой ноющей боли внутри, которая словно вытягивала из нее последние силы. Она не могла поступить иначе. Все шло к тому, что Снейп при любом раскладе узнал бы правду и не простил бы ей молчания.