Куба далеко? Куба рядом! 1978

— Не считаю. Я думал тут товарищеский суд, а значит, меня должны судить знакомые со мной товарищи. А вы кого пригласили? Что это за люди? Почему они должны обсуждать меня?

— Это комсомольцы, как и ты.

— Ну, это ещё бабушка надвое сказала, — задумчиво произнёс я, поправляя воротничок белой рубашки, который, по моей просьбе, мама накрахмалила.

— Прекрати пререкаться и заходи. Я тебе два дня назад говорил о собрании. Ты согласился прийти и никаких претензий не предъявлял. Так что давай заходи и хватит «Ваньку валять».

Не стал отвечать на очередное хамство в виде очередного тыканья и приторной улыбки, за которой отчётливо читался оскал. Цыкнул зубом, глубоко вздохнул и, посмотрев в потолок, произнёс антинаучное и чрезмерно антиматериалистическое: — Ну, Вы сами эту кашу заварили! С Богом! — и, под широко открывшиеся глаза парторга и секретаря Зиночки, зашёл внутрь «чистилища».

Как культурный человек поздоровался, чуть приклонив голову вперёд и влево.

— Здравствуйте, братья и сёстры.

А в ответ лишь удивление и всего пару: «здрасьте-здрасьте».

Моему удивлению не было предела.

«Так, понимашь, гостей не встречают!»

— Видали, кто соизволил нас посетить? — с небольшой долей иронии произнёс Таран и, пройдя в противоположный конец кабинета, сел в кресло, стоящее во главе стола.

— Не позволительное хамство и расхлябанность, — встрял в разговор усач.

Не стал отвечать на их реплики относительно культуры, а осмотрел собравшихся, которых, к слову, оказалось около двадцати человек. Лица их были напряжены, хмуры, раздражительны и приятности беседы абсолютно не предвещали.

«Блин, чё-то засада какая-то. Может ну их нафиг и как всегда в окно?»

Поморгал и вновь осмотрел собрание. Более внимательно.

Нужно сказать, что на этот раз я разглядел некоторые приятные лица и понял, что, возможно, всё не так уж и плохо. Часть комсомольцев — человек пять, смотрели на меня влюблёнными глазами… Их понять было можно — культовый идол из сказок и мифов материализовался всего в нескольких метрах от них. Ну разве это не доказательство того, что чудеса случаются.

Среди них увидел и старосту группы во ВГИК — Машу Державину.

«Ничего себе, хоть одно милое лицо».

А после этого заметил, так сказать — сочувствующего старца. Пётр Карлович Дорн — третий заместитель Министра культуры, сидел степенно по правую руку от парторга и изредка записывал что-то к себе в блокнот.

«Гм, Пётр Карлыч, может и поможет, если вспомнит, что я в его глазах сверхсекретный тайный суперагент КГБ, как минимум».

Ну а другая часть разглядывала меня с явной неприязнью. Почему? За что? Было не понятно. Может им, действительно, не нравилось и их раздражало моё творчество, а может быть им «хвост» так накрутили, что они волей-неволей прониклись ненавистью к самому прекрасному человеку во вселенной.

— Итак, Васин, а вот и ты. Отдай комсомольский билет Елизавете Андреевне, — показал рукой на, сидящую с краю, женщину с блокнотом. — Она номера сравнит. А то в деле путаница произошла. А сам проходи.

— В каком ещё деле? — не понял я.

— В твоём, в твоём. Давай билет.

— Нету, — постучал по карманам.

— То есть как это нету? Ты почему его не принёс?

— Не посчитал нужным.

— Да ты что?!

— А что не так? Обязательно нужно было принести? Но мне никто ничего об этом не говорил.

— Ты и сам должен был догадаться, — произнёс неприятный толстый мужик, сидящий рядом с парторгом.

Я не стал ему напоминать, что не культурно вмешиваться в разговор с незнакомыми людьми, не представившись, а лишь пожал плечами и, улыбнувшись, произнес, начав со стихов:

— Увы, не все такие умные как Вы, — затем хмыкнул и перешёл на прозу: — Но если Вам это так важно, то я могу съездить домой. Мне не влом. Я быстро. Одна нога здесь, другая там. Подождёте пару-тройку часиков?

— Товарищи, да он издевается над заседанием, — раздались крики с мест и напряжение в воздухе сгустилось ещё больше.

— Спокойно, товарищи. Спокойно. Заседание по обсуждению персонального дела комсомольца Васина Александра Сергеевича открыто. Номер комсомольского билета мы уточним чуть позднее, раз произошла путаница, — громко произнёс парторг и, глянув в мою сторону, показал рукой на свободный стул, стоящий в конце стола, и добавил: — Садись, Васин, туда.

— Гм, персональное дело, панимашь, — буркнул себе под нос и прошёл на предложенное место.

— Итак, Васин, сегодня все мы здесь собрались, чтобы обсудить твоё поведение. Поднимись, когда с тобой говорят.

— Если заседание в мою честь, то это что получится — мне стоять тут несколько часов? — резонно заметил Васин, продолжая сидеть.

— А что тут такого? Тебе постоять невмоготу? — рявкнул усач.

Я не обратил на неорганизованные выкрики с мест никакого внимания, почесал нос и философски заметил: — Мы, товарищи, с вами товарищи. Мы общество и должны быть все как один в строю. А посему, какой вывод из этой истины можно сделать? Да очень простой — стою я, стоите, все вы и наоборот — сажусь я и садитесь вы.

— Ладно, сиди пока, — махнул рукой парторг, не став продолжать начинающуюся демагогию.

— Вот же нахал какой, — проскрежетало пару человек с мест.