Куба – любовь моя

Умный Сергей догадывался, что вряд ли жизнелюб-комбат когда-либо научится обходиться без костылей. Он даже думал, что остряк-майор обречен, скорее всего, всю жизнь сидеть на инвалидной коляске с мочеприемником в штанах и, смирившись с судьбой, убивать долгие зимние вечера за картами с приятелями, а летом в Саках принимать бесполезные грязи, охмурять таких же женщин на колесиках и заниматься с ними любовью где-нибудь в окрестных кустах. Если, конечно, потенция хоть частично восстановится. Но руки! Сергей видел, как своими руками он обслуживал неподвижное тело: садился на кровати, даже пересаживался на стул, подкладывал под себя утку и ставил ее на место, ел, пил, читал, писал, умывался, натягивал на себя одеяло, когда было холодно… Разве перечислишь все то, что можно делать, владея руками? Сергей владел лишь головой. Головой, которой не подчинялось усыхающее тело, которая могла только думать и тихо плакать бессонными черными ночами от безысходства и боли.

И Бог бы с ним, с одеялом, под которым вдруг становилось холодно или жарко, или с мандарином, который вдруг захотелось очистить и съесть. По праву тяжелобольного Сергей не стеснялся просить о помощи медсестер или соседей по палате. Свои руки ему были необходимы, чтобы осуществить давно задуманное, страстно желаемое действо, помочь в котором никого – ни жену, ни друга, ни случайного знакомого – не попросишь. Выкарабкавшись после тяжелой операции и закрепившись на этом свете, Сергей отдышался после изнурительной битвы за жизнь, осмотрелся, взвесил свои шансы и пожалел, что не умер на операционном столе или чуть позже от воспаления легких.

Первое время он еще на что-то надеялся, хватался за соломинку, ждал чуда.

– Товарищ полковник, я ничего не чувствую и неподвижен. Какие у меня перспективы? Если я восстановлюсь, то когда и в какой степени? – спросил Сергей на врачебном обходе хирурга, делавшего ему операцию. Формулировку вопроса он обдумал еще накануне.

– Обязательно, но не завтра, нужно время, – по-военному жестко бросил хирург и заспешил к выходу из палаты. Он терпеть не мог подобных вопросов своих пациентов. Он был хирург-практик, а не нянька-психолог.

– Моя застава была лучшей в округе. – Сергей даже не повысил голоса. Полковник с сожалением крякнул и вернулся.

– Сначала восстановятся плечи, – указывая на плечи Сергея и избегая смотреть ему в глаза, начал он. – Потом локтевые суставы.

– А все остальное?

– Ну что – остальное? Что ты все поперек батьки, понимаешь?.. Костыли-то ведь держать чем-то надо, прыткий какой!

– Потенция восстановится? – спросил Сергей, безразлично ожидая, что полковник сейчас взорвется, но тот неожиданно подвинул его ноги и присел на край кровати.

– Восстановится, – глядя Сергею в глаза, доверительно сообщил он. – Года через два, через три. Вот съездишь в санаторий пару раз – и порадуешь жену. Жена-то есть?

– Есть, – ответил Сергей.

– Ну вот. – Хирург помолчал немного, массируя пальцы рук. – Долгая это волынка, капитан, не на один год. Попахать придется. Спортсмен? Дело привычное, значит.

Он уже собирался было встать, но раздумал и решился на что-то и снова обратился к Сергею:

– Вот что я тебе еще скажу, откровенно, как мужик мужику: пианистом ты не станешь. – Он пошевелил пальцами руки пред Сергеем. – И за нарушителями гоняться не сможешь. Уж ты себя заранее настрой и не витай где-то там… – Он сделал неопределенный жест. – Хороший был офицер – значит котелок варит, найдешь себя, не пропадешь. А пока не забивай себе голову, время сейчас на тебя работает.

Здесь в госпитале Сергею вспомнился инвалид, что жил у них в московском дворе на улице Фадеева. Каждый день, невзирая на погоду, в легкой курточке и без шапки, опираясь на две палки, он вышагивал вокруг квартала на негнущихся ногах с вихляющими ступнями. Теперь же, неподвижный и беспомощный, Сергей видел себя в отдаленном будущем как того инвалида – на двух палочках с жерновами-лопатками на гнутой спине. И это видение ужасало его даже больше, чем сегодняшняя реальность, которая, как он думал, все же была временной. Он не хотел и не мог смириться с этим назойливым видением – уж слишком много посулила ему судьба и слишком подло, враз, лишила всего. Он решил оставить эту коварную жизнь, посчитав ее для себя в дальнейшем совершенно бессмысленной.

На способ ему было наплевать, не до эстетики, главное – результат. Жена, сын, родители – об этом старался не думать. Ох уж эти думы – черные тучи!

Ближе к концу своего пребывания в госпитале Сергей уже мог поводить плечами, напрягать и расслаблять мышцы спины. Позже, в санатории города Саки, все свободное от процедур время он посвящал тренировкам, разрабатывая руки, которые – он ни на минуту не забывал об этом – должен был на себя наложить. Лежа на койке он медленно поднимал вверх дрожащую от напряжения конечность и, как эквилибрист, старался удержать ее в таком положении как можно дольше. Сначала одну, потом – другую. Затем – сразу обе. Иногда какая-нибудь из рук «ломалась» и, как подкошенная, рушилась вниз, разбивая Сергею лицо в кровь.