Читаем Куба – любовь моя полностью

На случай вынужденного ночлега Вашек дал мне пражский адрес и рекомендательную записку к своим знакомым. Сергею, конечно же, мало улыбалось еще один лишний день разъезжать по территории комплекса с неаккуратно заправленной рубашкой, а главное – без кофейного допинга. Засунуть кипятильник в розетку он бы еще смог, а вот вовремя его вытащить – целая проблема.

До Праги я домчал быстро и с комфортом, особенно из Брно, обозревая с высокого сидения Икаруса, как из самолета, с любовью обустроенную землю, пожалованную маленькому народу тысячелетие назад, дивясь гладкости разрисованных дорог и тому, что за три часа пути меня ни разу не склонило к дреме. Только здесь, в дороге, я понял, как устал почти за две недели от занудства Сергея, от утомительного санаторного распорядка, где все время куда-нибудь было нужно спешить, от почти ежевечерних умничаний с зацеллофаненными, прижимистыми европейцами, давно поделившими мир на черное и белое и, в общем-то, довольно скучными со своей местечковой самодовольной правдишкой. Я полагал, что быстро управлюсь с делами и остаток дня и вечер пошатаюсь по столице, любуясь достопримечательностями, как белый человек, с баночкой пивка, ни от кого не завися и никуда не спеша. Переночую у знакомых Вашека, а рано утром, первым автобусом, уеду в Годонин. Не умрут мои инвалиды.

Утренняя Прага спросонья еще хмурилась. Ночью прошел сильный дождь, и кое-где налет скользкой грязи покрывал асфальт. Было немного зябко в моей легкомысленной футболочке, но уже разъяснивалось, и из-за рваных недружных туч все настойчивее пробивало солнце. Я узнал у народа дорогу к центральной Вацлавской площади и, не спеша, поминутно останавливаясь у какой-нибудь прозеленевшей древности, побрел в указанном направлении. Вскоре вышел на прямоугольную, с памятником, фонтаном и трамвайной линией посередине, площадь, которая и оказалась – Вацлавской.

Потолкавшись у столиков с сувенирами и сладостями, что скучковались на тротуаре у выхода на площадь, я направился было на поиски национального банка, но метров через десять набрел на палатку с жареными шпикачками и кружковым пивом. Пройти мимо я, разумеется, не мог, поскольку утром не позавтракал, и взял порцию на картонной тарелочке со сладкой горчицей и две кружки пива. Жмурясь на солнышко, я запивал настоящие чешские шпикачки настоящим чешским пивом и очень нравился самому себе: такой крутой, с трехдневной седой щетиной на щеках, в джинсиках, модной футболочке и кучей баксов в кошельке.

Потеплело. На хорошем, как мне казалось, английском я спросил дорогу у молоденькой женщины и вскоре оказался перед внушительным зданием старой постройки, которое могло быть только банком и ничем более. Я сверился с надписью на фасаде и толкнул дверь.

При входе на лестницу мне откозыряли двое полицейских, мол, чем можем быть полезны. Я вытащил из бумажника испачканную купюру и стал с ними объясняться, в основном, жестами. Сплошное обаяние, я всем своим видом хотел показать, что скрывать мне нечего, никакой я не мошенник и не мафиози, а просто завалялось у меня в кармане сто долларов, нигде их не принимают, потому что испачканы, пришел, мол, к вам за помощью, такой, вот, простой парень. Мне указали, куда пройти.

Женщина средних лет в окошке была явно озадачена. Она взяла купюру и унесла ее за перегородку. Потом вернулась и молча подвинула ее мне обратно.

– Что? – удивился я. Она замотала головой.

– Фальшивая? – спросил я. Кассирша не поняла.

– Доллары фальшивые, говорю?

Она безразлично пожала плечами и стала набирать что-то на компьютере, вся из себя деловая и сосредоточенная, мол, не до вас мне.

– Ну так узнайте и обменяйте, если не фальшивая. Вы же – национальный банк!

Она посмотрела на меня с неприязнью.

– Вы понимаете по-русски? Вас же в школе учили. Я получил эти деньги в Москве… – начал я, стараясь быть спокойным.

– Ну и вобмените их в Москве. – Она так и сказала – «вобмените».

– У меня нет денег, чтобы уехать в Москву, – сказал я жестко. – Я здесь с инвалидом в Годонине… У вас начальство есть? Попросите, пожалуйста. – Во мне уже все клокотало.

Как из-под земли, выросла вторая женщина, помоложе и повежливее. Мельком взглянув на меня и переговорив о чем-то с первой, она осмотрела деньгу и, любезно улыбаясь, выдала тираду на беглом английском, из которой я только понял, что их стране такая бракованная валюта не нужна.

Обе женщины стояли за окошком и выжидательно смотрели куда-то за меня. Я обернулся. Вразвалочку к нам направлялся полицейский, постукивая дубинкой по ляжке. Перевес сил был на их стороне. Я сгреб купюру в карман, будь она трижды проклята, выругался вслух понятным всему миру русским матом и, взбешенный, чуть не задев плечом мильтона, зашагал к выходу из зала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза