Кубанская конфедерация. Пенталогия (СИ)

Некогда в среде «зверьков» таких людей было немало, и в диком лесном обществе, всего за десять – пятнадцать лет скатившемся к первобытнообщинному строю, они имели серьёзный вес. Хотя это как посмотреть. Вожди дикарей совещались с ними по некоторым вопросам и прислушивались к их мнению, но поступали всегда посвоему. Если советы Токтовидса были полезны племени, патриарха уважали, давали ему хорошую еду, одежду, отдельную пещеру или хижину, а коль была потребность, то и женщину выделяли. Однако в случае если ктото из Токтовидсов пытался противопоставить себя и своё видение мира моральноэтическим нормам племени, про такого говорили, что он заболел и находится при смерти. Как следствие, вскоре ему облегчали страдания. На общем собрании всего племени его ритуально убивали, мясо варили в общинном котле и съедали всей толпой.

Токтовидс, с которым меня свела судьба, представился Суриком. Он временно, до возвращения в племя авторитетных воинов, возглавлял чтото вроде разведывательноинформационного агентства, работающего сразу на несколько дикарских общин, и поэтому собирал среди пленников, участь которых в итоге всегда была незавидна, сведения об окружающем мире, делал из них краткую выжимку и с молодыми воинами, устно, рассылал информацию по всем окрестным племенам.

Мне за информацию и сотрудничество он пообещал жизнь и неприкосновенность. Но уже через пару часов нашего общения, когда пришло понимание того, что за человек сидит передо мной, я понял, что на мою судьбу он влияет только косвенно и совсем незначительно. И, несмотря на слова старикашки, что он может отсрочить мою гибель, я чётко осознал, что он мне ничем не поможет. Самое большее, что Токтовидс может сделать, – это посоветовать вождю отсрочить мою казнь на несколько дней. На этом все. В родном племени Сурик, как и любой иной патриарх, реальной власти не имеет, и вождь Намба к словам своего старого советника прислушивается с каждым годом всё меньше и меньше.

Слава Суриков, на данный момент Токтовидс Сурик, на момент прихода чумы был самым обычным заключенным одной из мордовских колоний для несовершеннолетних, знаний о мире имел немного, и сейчас вопросы задавал самые простейшие. Однако разговаривать с ним было интересно, ведь говорил не только я, но и сам патриарх, и поведал он о многом. Видимо, нормального общения у человека давно ни с кем не было. Разговорившись, местный Токтовидс столько мне рассказал о дикарях и их обществе, что, наверное, все наши учёные, вместе взятые, столько не знали. Сурик говорил и говорил, прерывался, вскакивал с места и помешивал вонючую смесь, которую варил в котелке над огнём, возвращался на свой стул, опять задавал вопросы, касающиеся положения дел в Москве и на Кубани, и снова говорил.

Так продолжалось до самого позднего вечера, и первый день моего пребывания среди дикарей прошёл относительно спокойно и незаметно. На ночь меня вернули в общий подвал, и снова я оказался один, ни поселян, ни егеря Никитина в подземелье не было, они появились только следующим утром. Я проснулся от тех же звуков, что и минувшим днём. Со скрипом открылась дверь в подвал, по ступенькам быстро сбежал Никитин, а вслед за ним вниз покатились селяне, которых молодые дикари подгоняли сильными пинками в спину.

Егерь сразу же направился ко мне, молча сел рядом и, когда дверь закрылась, спросил:

– Ну что, братан, вспомнил своё имя?

– Да, Александром меня зовут.

– Вчера у Токтовидса был?

– У него самого, – подтвердил я.

– Не верь ему, он тебя выручить не сможет.

– Это я уже понял, но лучше у него в подвале сидеть, чем здесь, среди костей и плесени весь день гнить.

– Тоже верно, – согласился он. – О чём Сурик спрашивал?

– Общая информация. Сколько людей в государстве, есть ли танки и самолёты и каков технический потенциал. Помоему, он полнейший дилетант, сам не знает, что хочет в итоге получить, и все вопросы задаёт по какомуто дурацкому шаблону.

– Ты тоже заметил?

– Конечно. – Оглядев понурых крестьян, я спросил егеря: – А ты чем вчера занимался?

– Рыбу в местной речушке ловил, вместе с этими. – Он кивнул на селян. – Ночевали на берегу, а сейчас нас опять в стойбище вернули.

– И зачем?

– Наверное, чтото надо сделать…

Мы замолчали. В подвальной тишине было слышно только сопение других пленников, эти звуки навевали тоску, и, дабы отвлечься от них, я тихо спросил у егеря:

– Что насчёт нового побега думаешь?

Никитин понизил голос до шёпота, наклонился к моему уху и сказал:

– Есть план. Думаю, если сегодня к вечеру нас снова на реку поведут, с меня колодку снимут. Отоварю охранника, брошусь в воду и на тот берег переплыву. Шансы на спасение небольшие, но есть.

– А мне с вами на реку никак не попасть?

– Нет. – Егерь помотал головой. – За тобой особый присмотр, ты ритуальная жертва, так что будешь с Суриком говорить, а из стойбища тебя не выпустят. Да и слаб ты, чтобы через реку перебраться.

– Ничего, мне бы хоть попробовать.

– Не получится.

– Родион, а если Сурика в заложники захватить и так попробовать из стойбища выбраться?