Более ни в каких активных военных действиях участия мы не принимали, так как после полуночи появились штурмовики, а к полудню следующего дня – большой тележный обоз, с которым прибыл генераллейтенант Крапивин и, как довесок к нему, четыреста гвардейцев из нашей родной бригады. Самый результативный полководец Конфедерации в очередной раз оправдал своё звание лучшего – с наступлением темноты сразу пошел в атаку. Как проходила битва, мы не знали, так как нас отправили в расположение корпуса. Только позже от раненых бойцов, прибывающих в Иноземцево, коечто услышали и смогли представить, что же, собственно, происходило в ту ночь.
Крапивин не стал долбиться в оборону противника в лоб, а, пройдя вдоль горы Машук, возвышающейся над Пятигорском, в районе улицы Фабричной одним броском штурмовых групп форсировал Подкумок и нанёс фланговый удар по всей группировке войск Алиева. Наши солдаты, обманом оказавшиеся на стороне врага, начали сдаваться в плен десятками, а «индейцы», поняв, что дела плохи, бросив миномёты южан, быстрым маршем направились в сторону Зольской. Вместе с ними ушёл Симаковмладший и семь десятков лично ему преданных солдат. Ну да и хрен с ними, с предателями этими, ещё достанем их, а вот то, что во время своего отступления горцы вырезали полторы сотни территориалов, хотевших сдаться наступающим штурмовикам, помнить стоило особо.
Три дня нас не тревожили, и мы или отсыпались, или дежурили у госпиталя, куда привезли нашего комбата. Что с нами будет, никто из нас не знал, а гадать не хотелось. Мы просто ждали, и вот вчера нас вызвал к себе сам Крапивин, вернувшийся в расположение базы корпуса. Догнать противника наши войска так и не смогли, вышли на границу и остановились. В лагерь постоянно подходили подкрепления и тут же отправлялись в сторону Зольской. Судя по всему, готовилось мощное наступление на Кавказ, но нас это уже не касалось.
Впрочем, сейчас не об этом, а о нашей встрече с генералом. Когда мы все вместе вошли в кабинет комкора, то Крапивин, ссутулившийся пожилой человек в расстёгнутом генеральском мундире, сидел за столом и подписывал какието документы. Стоим навытяжку, ожидаем. Наконец, спустя пару минут, генерал расписался в последней бумажке и поднял на нас свои покрасневшие от недосыпания глаза. Он неспешно оглядел нас и спросил:
– Как настроение, воины?
Ему ответил Исмаил:
– Не очень, товарищ генерал. Сами понимаете почему.
– Конечно, понимаю, – невесело усмехнулся он, – про ваши бои от самой Зольской я знаю, пленные горцы рассказали, как всё дело было. – Генерал почесал небритый подбородок. – Вы отличные солдаты и выполнили свою работу очень хорошо, и даже несмотря на предательство не посрамили нашу воинскую славу. Посему все вы отправляетесь домой, на вашу бригадную базу в станице Павловской, и примете участие в возрождении батальона спецназначения.
– Разрешите вопрос, товарищ генераллейтенант? – обратился я к Крапивину.
– Да, сержант.
– Что насчёт тел наших павших товарищей, которые в эти дни погибли?
– Через час они будут похоронены в общей могиле, которая готовится за территорией лагеря.
– Разрешите просьбу? – Генерал кивнул, мол, валяй, и я продолжил: – Разрешите наших воинов похоронить отдельно.
Крапивин встал изза стола, подошёл ко мне вплотную и, глядя прямо в глаза, спросил:
– Зачем?
– Мы хотим поставить на месте захоронения своих друзей памятник и сделать эту могилу нашей батальонной святыней.
– Ты считаешь, что все остальные не достойны того, чтобы лежать рядом с вашими погибшими?
– Никак нет, но…
– Нет, сержант, все погибшие в этих боях будут лежать в одном месте, а если хотите поставить памятный знак, то ставьте на общей могиле. Нет никакого разделения меж павшими за общее дело, все погибли поразному, но заодно.
– Я понял.
– Раз так, то в канцелярии получите проездные документы и с первым же конным обозом можете отправляться на родину. Идите.
Покинув штаб, мы получили необходимые нам бумаги и отправились на кладбище, расположенное за лагерем. Здесь, в большой яме, вырытой территориаламиштрафниками, лежали обёрнутые в белую холстину тела погибших. Кто чей, сейчас и не разберёшь, всё происходило очень буднично, без всяких речей, отпеваний и прочих ритуалов. Люди жили, люди погибли, и теперь их место – эта общая могила на краю базового лагеря Кавказского экспедиционного корпуса.
Всё было готово к погребению. Появился офицер, невысокого роста крепыш из разведбата нашей бригады, и с ним наряд бойцов, вооружённых карабинами. Капитан даёт команду, и работяги сноровисто закапывают могилу. Спустя десять минут только невысокий, не более полуметра в высоту, холмик указывает на место захоронения. Вновь звучит команда офицера, солдаты дали в воздух три залпа из карабинов, а мы поддержали этот последний салют в честь павших из своих пистолетов. Капитан с солдатами покинул это место, вслед за ним с лопатами на плече ушли территориалы, и мы остались одни.
Наше тягостное молчание нарушил Исмаил: