Читаем Кубик 6 полностью

Если место было выбрано правильно, камень оказывался на глубине примерно локтя. И начиналось. Зеркальные грани множились, крутились, уносились вверх. Все радовались — те, которые были на дне ямы, и те, которые были наверху. Даже невозмутимый второй приплясывал, поднимая вверх руки, и смеялся.

Когда последний блик и последний отблеск исчезали высоко в небе, радость проходила как хмель после веселого дыма. А на дне ямы оставался подарок — что-нибудь на тему ручного огнестрельного. Мог быть длинней или короче ствол, приклад для плеча или рукоятка для руки, рожок для патронов, или диск, или лента — пятый и третий не видели в этом разницы.

«Зачем все это?» — думал пятый.

«Для кого это все?» — думал третий.

<p>99</p></span><span>

— Одни вещи я понимаю, — говорил Бе пятый, — другие не понимаю. Из непонятных есть такие, о которых я думаю, что смогу когда-нибудь их понять, а есть такие, что и представить не могу, что пойму их когда-нибудь. Я могу понять, или по крайней мере представить, что камень — то, что мы называем камнем, — это машина-смеситель, которая дает возможность видеть разные варианты реальности, может быть, каким-то двоюродным родством связанные с нашей. И возможность их физического взаимопроникновения, в результате которого появляется то, что мы называем подарком. А если это смеситель, то и рисунки на стенах ямы могут меняться от раза к разу, и положение камня, это понятно. Можно также предположить, что подарок приходит как ответ на невысказанное желание кого-то из нашей шестерки — может быть, глубоко спрятанное и не очевидное даже для него самого, смутное по своей природе, отсюда кажущаяся приблизительность удовлетворения этого желания. А ведь один из нас — солдат, для него было бы естественным желать оружия. Пусть Аш первого сейчас нет среди нас, но, возможно, его желание как-то сюда доходит, и оказывается сильней нашего. Может быть, он где-нибудь здесь поблизости.

— Солдат, как я думаю, в бегах, будь он поблизости, мы видели бы его среди тех, кто наверху, — сказал Эф третий.

— Отсюда следует, что его желание вроде бы исполняется, но каждый раз остается неудовлетворенным, потому что подарок не может найти хозяина. Так это или нет, — продолжал пятый, — нам, конечно, неизвестно, но можно, по крайней мере, рассуждать об этом и строить предположения. Что же касается обязательного разгадывания головоломок на стенах ямы, то не могу представить, зачем это нужно.

— Или кому это нужно, — произнес третий.

— Кому? — переспросил пятый. — Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — удивился третий, — ты сказал «зачем», я сказал «кому», просто сказал и все.

— А я думал, что это мысль у тебя, — протянул пятый.

— Не мысль, просто слова.

— Все-таки, мысль, — оживился пятый. — Именно что «кому». Я понял, что меня беспокоит. Я привык считать происходящее здесь не то чтобы естественным, но как бы безличным по своей природе. А когда я решаю эти головоломки на стенах, мне начинает казаться, что за ними скрывается именно личность — кто-то умный, который из какого-то своего угла смотрит на нас через дырочку, слушает в трубочку и забавляется, глядя. И тогда нет вопроса — мы ведь тоже играем в разные игры, и не спрашиваем, зачем.

— Хрен-то этому умному можно показать в его дырочку? — И третий сделал рукой непристойный жест в ту сторону, где на стенке был изображен глаз с двойным зрачком, повторил для второго глаза, потом — для третьего.

<p>100</p></span><span>

Острым концом ножа Эф третий расчистил стыки вокруг плитки в известном квадрате пола. Сегодня раствор был слабый и легко крошился. Тем же концом ножа третий поддел край плитки и, расшатав, приподнял. Когда он вынул первую плитку, выломать три следующих было просто. С самого начала все было просто, он проделывал это уже десятки раз. Убрал мелкий мусор и деревянные рейки, на которых лежали плитки. Ниже шли два слоя войлока, все это было знакомо. Взрезав и отвернув, третий увидел тяжелую крышку люка.

Подошел Бе пятый. Вместе они подняли крышку и разочарованно вздохнули — подземного хода, который они ожидали найти, не было. Крышка бессмысленным образом лежала на земле, плотно впечатавшись в грунт. Третий потыкал землю лезвием ножа и, еще раз вздохнув, придвинул крышку на место. Завернул обратно войлок.

— Думаешь, что-нибудь нарисуется под ней к вчерашнему дню? — спросил пятый.

— Не к вчерашнему, так к завтрашнему, — сказал третий. К вчерашнему, завтрашнему — какая разница, все равно за «завтра» идет новое «вчера», как за утром вечер.

…Острым концом ножа Эф третий поддел край плитки и, расшатав, приподнял. Вынул плитку, и следом за ней — еще три в известном квадрате пола. Под плитками был песок с засохшими комками раствора. Третий потыкал лезвием ножа, слой песка был тонок, под ним легкие доски. Пара ударов ногой, и они были сломаны. Песок ссыпался вниз. Бе пятый подошел посмотреть и разочарованно вздохнул. Под досками была только яма в песке, в два длинных локтя глубиной, и ничего больше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза