Кубик 6

За окном начинали свою игру птицы — как всегда, одна с черной головой, другая с синей.

— Делаем ставки? — поинтересовался Му второй, обратив к окну свой выдающийся профиль.

115

Расчистив деревянную крышку люка, Эф третий приподнял ее и сдвинул в сторону.

Обнаружился неглубокий, в рост человека провал, откуда в глубину уходила лестница с неровными ступеньками из слоистого камня.

— Интересно, — сказал подошедший Бе пятый, — где это сооружение было раньше, когда ты десять раз раскапывал в этом углу? — И сам ответил: — Наверное, там же, где оказываются иногда вещи, на которые мы долго не смотрим.

Му второй тоже подошел.

— Что будем делать? — спросил его третий, и уточнил вопрос: — Что ты будешь делать?

— Разве я не один из вас? — сказал второй, и наклонил над отверстием люка свой выдающийся профиль. — Но думаю, что спешить в любом случае не стоит. Если я прерву одно занятие ради другого, это будет проявлением пренебрежения к прерванному занятию. Подобно тому, как если бы я оборвал разговор со своим гостем в тот же момент, как появился другой, более важный. А проявлять пренебрежение к чему бы то ни было — это некрасиво перед общим порядком вещей.

— А что такого ты делаешь сейчас, что не хочешь это прервать? — спросил третий.

— Мы играем в кости, — сказал пятый.

— Кроме того, поспешно бросаться навстречу новому делу — тоже некрасиво, — продолжал второй. — Подобно тому, как уважаемого гостя не следует торопить и приставать к нему с расспросами. Нужно терпеливо ждать, пока он сам начнет разговор.

— Все-таки есть дела, которые требуют, чтобы за них брались немедленно, — возразил третий.

— Пусть требуют. — Второй отвернул свой выдающийся профиль от люка и, помолчав, добавил: — На этот счет есть история про одного монаха. Монах играл сам с собой в кости, когда в его хижине начался пожар. Огонь разгорался, но монах не прервал игру, а продолжал бросать кости. Их ему оставалось пять или семь бросков, и когда он сделал четвертый, огонь успокоился и угас сам собой.

— А я все-таки посмотрю, не откладывая, что там внизу, — сказал третий, — ведь любая дырка просит, чтобы в нее заглянули, не так ли? — И он обернулся на человека Ю, впрочем, не рассчитывая на согласие.

— Да, — сказал человек, — да, я тоже.

116

Эф третий спускался вниз, считая ступеньки. Человек Ю шел следом, держа в руке масляную лампу.

— Ровно дюжина, — сказал третий.

— Да, — согласился человек.

Коридор уходил в темноту и там терялся. Воздух в нем был сухой и теплый, словно большая печь остывала где-то там в глубине.

— Темно, — сказал третий — так, словно ожидал увидеть окно под потолком, и человек снова был согласен.

Они прошли по коридору двадцать две пары шагов по счету до места, где второй коридор пересекал первый под прямым углом.

— Что дальше? — спросил третий.

Человек Ю, обернув руку полой одежды, снял стекло с лампы. Он подержал лампу в вытянутой руке перед правым коридором, потом перед левым. Маленький язычок пламени горел ровно, не отклоняясь. Человек поднял лампу к потолку, поставил на землю. Результат был тот же самый.

— Нет движения воздуха, — заметил третий.

Человек кивнул.

— Будем возвращаться? — предложил третий.

— Да, — сказал человек, — придется.

«Он, кажется, со всем согласен сегодня», — подумал третий и вполголоса произнес:

— Подожди.

Человек, наклонившийся было, чтобы поднять лампу, выпрямился и посмотрел на третьего.

— Хочу тебя спросить, — начал третий, — чтоб знать, с кем имею дело… а это может оказаться важно.

— Важно? — переспросил человек. — Для чего?

— Чтоб понимать, — сказал третий. — Я, так или иначе, представляю каждого из нашей шестерки, кто он, и что от него ожидать: первого, пятого, двенадцатого, даже второго, который совсем непонятен, а тебя — нет. Странно сказать, я даже иногда сомневаюсь, кем ты являешься в смысле пола — женщиной, которая переодета мужчиной, или мужчиной, который переодет женщиной.

— Я люблю одеваться по-разному, — сказал человек.

— Ладно, — сказал третий, — можешь считать, что я ни о чем не спрашивал.

— Если уж спросил, то что там, — вздохнул человек и продолжал, помедлив: — Помнишь, мы с тобой по дороге наткнулись на место, где росли дикие арбузы.

— Ну, — произнес третий с утвердительной интонацией, хотя ничего такого не помнил.

— И ты сказал, — продолжал человек, — что арбузы бывают двух сортов: красные и желтые, но пока арбуз не разрежешь, ты не узнаешь, какого он цвета.

— Я что-то такое говорил про кувшин с вином, — вспомнил третий, — что не узнаешь, оно красное или белое, пока не откроешь кувшин.

— У нас, значит, разные линии прошлого, но слова в них похожи, — сказал человек.

— Слова-то как бы понятны, — задумчиво произнес третий и взял паузу.

— Я как этот кувшин, — сказал человек, помедлив, и улыбнулся, — сравниться с кувшином, пожалуй, приятнее, чем с арбузом.

— То есть, ты хочешь сказать, что я не узнаю, пока не проверю? — Третий протянул руку к пуговице на груди человека.