Читаем Кубик 6 полностью

— Но становится не по себе, если представить, что все это роскошество, которого день ото дня все больше, может быть, уравновешивается чем-то равноценно ужасным, о чем мы только начинаем догадываться, — сказал третий.

Когда они вернулись к тому месту, из которого вышли, они увидели то, что и ожидали, — лезвие ножа стало еще длиннее.

<p>162</p>

Есть зеркала, и есть — зеркала.

Собственно, существует только два типа зеркал: зеркало-окно и зеркало-дверь.

Первые отражают участок мира — тот, который расположен прямо перед ними, или другой, находящийся в неопределенном отдалении. Среди них встречаются такие, которые могут показывать картины прошлого или будущего, или даже картины других миров, недоступных обычному зрению.

Вторые кроме того позволяют при определенных обстоятельствах войти в себя и оказаться по ту сторону стекла — с непредсказуемыми, чаще всего, последствиями.

Следует отличать настоящее зеркало от притворяющегося зеркалом предмета — будь то серебряный поднос с дном, отполированным до блеска, или кусок стекла, покрытый с обратной стороны амальгамой и вставленный в раму.

<p>163</p>

В зеркале не отражались ни фонтан, ни стеклянный шар с рыбой. Отражалось что-то другое — то, чего не было в комнате.

Эф третий подходил посмотреть — это было зеркало-окно. Вид, отраженный в окне, если приглядеться, был странным.

Ничего необычного на первый взгляд: поле, кусты, деревья, уходящая вдаль дорога, небо с облаками — неяркое, потому что вечер. Но среди нескольких — ровным числом шести — стоящих рядом деревьев одной породы третий не мог найти двух одинаковых хотя бы по высоте. Росшие в беспорядке кусты вообще не поддавались счету. Хуже всего было с облаками — не аккуратные круглые тучки плыли и строились в ряд, а невиданные косматые разметались спутанными волокнами. Это было почти страшно.

Дорога была ровная. На обочине стоял полосатый столбик с синей табличкой. Цифр было не разобрать, которые на табличке, — потому что далеко. Букв — тоже.

<p>164</p>

Двое сделали круги подойдя к нише, где лежал нож, увидели, что его лезвие стало длиннее. Но оно, по взаимному мнению, оставалось еще недостаточно длинным по сравнению с длинным рогом лабардана.

Они еще раз сделали круг и увидели, что клинок обзавелся короткой гардой — перекладиной с двумя шариками на концах.

Они прошли по главному коридору и, не углубляясь вглубь, вернулись обратно по пути номер два (тому, который был отмечен стрелками с двумя поперечными черточками). Теперь прямой прежде клинок расширился к концу и стал криво загнут.

Еще круг, самый короткий из возможных — в четыре поворота — и нож приобрел форму плоского штопора, еще круг — принял вид раздвоенного на конце трезубца.

Следующий круг двое сделали бегом, еще один — держась за руки.

Наконец, они увидели то, что хотели, — клинок длиной в полтора локтя. Он блестел в полутьме. Кажется, яркий свет был специально убран, чтоб открылась возможность для блеска.

Эф третий взял оружие в руку. Узор волнистых линий шел по клинку.

Третий бросил на лезвие платок, с готовностью попавшийся под руку, — тонкий, как бы из шелка. Он медленно опустился на пол, разрезанный пополам.

<p>165</p>

Эф третий бросил шелковый платок на выставленное вперед лезвие клинка, и платок медленно опустился на пол, разрезанный на три части.

— То, что сложено в два раза, может быть разрезано на три, — сказал за плечом голос Бе пятого.

Му второй тоже появился, подойдя неслышными шагами.

— Позвольте мне. — Он принял клинок из руки третьего, посмотрел на узор линий.

— Все слышали про такие мечи — но никто не держал в руках, — с уважением произнес пятый.

— Да, — согласился второй. Согнув в кольцо, он обернул клинок вокруг талии и отпустил. — Можно и так.

— Слава лабардану, — сказал пятый.

— Пожалуй, он будет длиннее любого рога. — Второй переложил клинок из правой руки в левую таким движением, словно вкладывал в ножны.

— Не торопись, — сказал третий, — нож-то вроде бы как мой.

— А разве это нож? — усмехнулся второй.

— Мы, между прочим, много раз проходили кругами мимо этого места, пока не получилось то, что имеем, — сказал пятый.

— То же самое и мы, — заметил человек Ю.

— Нож это или не нож, изначально он был моим, — попробовал подвести итог третий.

— Неизвестно, — возразил пятый, — можно ли считать этот клинок тем самым ножом, который лежал здесь раньше? Или же это новый предмет, который был положен на место старого?

— Каким бы он ни был, мне этот предмет нужен на короткое, скорее всего, время, — сказал третий, — и не будем же мы драться по этому поводу.

— Мне он нужен для того же самого, — сказал второй, — и чтобы он был у меня, на то есть причины.

— Что за причины? Может быть, твой выдающийся профиль? Черный зуб во рту? Или полусбритая бровь на лице?

— То, что тебя в твоем сне лабардан забодал девять раз, а я его проткнул этой вот штукой.

И второй переложил клинок из левой руки в правую, словно вынимая из ножен.

<p>166</p>

Кто такой лабардан лабардану?

Почему один для другого постепенно начинает принимать вид белого верблюда с рогами?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза