Кубинские сновидения

Я ничего не отвечаю. Глаза у него того же золотистого цвета, что и кожа, и в них – вековая мудрость.

– Ты должна закончить то, что начала, – говорит он.

Я сжимаю бусы в левой ладони и чувствую, как теплая струя течет вверх по руке, через плечи и вниз, в грудь.

– Когда? – спрашиваю я.

– Через одну луну.

Он идет по магазину, я слежу за ним взглядом. У него длинная и прямая спина, как будто его предками были королевские пальмы. Он собирает травы из разных сосудов, затем достает белую жертвенную свечу и бутыль со святой водой.

– Начни с горькой ванны, – говорит он, выкладывая все на прилавок. – Принимай ванны с этими травами девять ночей подряд. Добавь святой воды и каплю нашатыря, затем зажги свечу. В последний день ты узнаешь, что надо делать.

Я лезу в карман джинсов за деньгами, но он останавливает меня взмахом руки.

– Это подарок от нашего отца Шанго.

Мне не терпится вернуться наконец к себе в комнату и наполнить ванну, поэтому я срезаю угол через Морнингсайд-парк. У меня такое чувство, что я защищена этими травами, этим человеком с гордо выпрямленной спиной в накрахмаленной хлопковой феске. Начинается дождь, и я поднимаю лицо к небу. Травы ритмично похрустывают в рюкзаке, как семечки в маракасе.[56]

Я вспоминаю нянюшек на Кубе, с их травами и грохочущими бусами. Как они молились надо мной, сыпали в ванну корицу, натирали мне живот оливковым маслом. Покрывали меня фланелевыми лоскутами в самую страшную летнюю жару.

Нянюшки говорили матери, что я украла у них тень, что из-за меня у них выпадали волосы, а мужья уходили к другим женщинам. Но мать не верила им. Она выгоняла нянюшек и не платила ничего сверх оговоренной платы.

Однажды ночью разразилась страшная гроза. Молния попала в королевскую пальму за моим окном. Лежа в колыбели, я слышала, как она затрещала и упала Ветер жалобно завывал в ее листьях. Вольера для птиц сломалась. Туканы и какаду покружили над ней в растерянности, а потом улетели на север.

Моя новая няня не испугалась. Она сказала мне, что это всего лишь разбушевался Шанго, бог огня и молний. Однажды Шанго, рассказывала няня, попросил молодую ящерицу передать подарок возлюбленной бога-соперника. Ящерица взяла подарок в рот и прибежала к дому госпожи, но поскользнулась, упала и проглотила драгоценный подарок.

Узнав об этом, Шанго разыскал свою незадачливую сообщницу у подножия пальмы. Напуганная ящерица, потеряв от страха дар речи, взбежала по дереву и спряталась среди листьев, при этом подарок все еще был у нее в глотке. Шанго, думая, что ящерица смеется над ним, ударил молнией в дерево, намереваясь испепелить злосчастное создание.

С тех пор, объяснила Лусия, Шанго часто вымещает гнев на неповинных пальмах, а ящерицы и по сей день не могут издать ни единого звука.

В парке меня вдруг обступают трое мальчишек и заключают в круг своих тел. Глаза у них горят, как светляки, пустые и горячие. Дождь струится по их волосам. Им вряд ли больше одиннадцати.

Самый высокий прижимает к моему горлу нож с зазубренным лезвием.

Мальчик с высоким, квадратным лбом хватает мешок с травами и швыряет пластинку Бени Морэ, как летающую тарелку, под вяз. Она не разбивается, и я успокаиваюсь. Я представляю себе, как подниму ее, чувствуя кончиками пальцев каждый желобок.

Мальчишки толкают меня под вяз, где почему-то еще сухо. Они стаскивают с меня свитер и осторожно расстегивают блузку. Все еще держа нож у горла, они по очереди сосут мои груди. Это же дети, говорю я себе, стараясь подавить страх. Невероятно, но я слышу отрывок из песни Лу Рида «Street Hassle», эту безумную виолончель, ее низкий, замирающий голос.

Я вижу, как один из мальчишек достает травку и раскладывает ее на клочке бумаги у себя на ладони. Он ссыпает ее узкой бороздкой, скатывает бумажку, зализывая край с осторожностью умывающегося кота.

– У кого есть спички? – спрашивает он. Мальчик с высоким лбом подносит ему огонек красной пластмассовой зажигалки. Прикурив, тот вдыхает и задерживает дым в легких. Затем передает косяк остальным.

Я прижимаюсь спиной к стволу вяза и закрываю глаза. Я чувствую пульсацию его корней, воющую виолончель ствола. Солнце иссушает его ветви, пока они не становятся похожи на раскаленную проволоку. Не знаю, как долго я нахожусь под вязом, но когда я открываю глаза, мальчишек уже нет. Я застегиваю блузку, собираю травы, поднимаю пластинку и возвращаюсь в университет.

В библиотеке все лишено смысла. Лампы дневного света перемигиваются с мчащимися по Бродвею машинами. Кто-то заказывает кучу цыплячьих крылышек на 103-й улице. Декан филологического факультета трахает студентку выпускного курса по имени Бетси. Ганди был плотоядным. Он вырос на Самоа. Он пересек субконтинент в синих замшевых ботинках. Может быть, это правда.

Я покупаю яблоки и бананы в кафетерии и тайком съедаю их у себя в комнате. Я бы предпочла пещеру, пустыню, полное одиночество.