Капрал явно наслаждался смятением своей жертвы, а Антонио подыгрывал ему, стараясь удовлетворить садизм полицейского.
— Оставьте мне ее хотя бы на денек, капрал, всего на денек.
— Нет. Довольно. Едем в девятый участок. Ты знаешь, где это?
— Да, на улицу Сапаты.
— Ну вот, туда и поезжай. А мы за тобой.
Антонио завел мотор и, выждав, когда полицейские усядутся в свою машину, дал полный газ.
— Что будем делать? — спросил Йойи.
— Придется тебе выйти, — ответил Антонио. — Бери пакеты и выходи на углу Двенадцатой и Двадцать третьей. Как будто так и полагается. Без спешки.
«Форд» спустился по Двенадцатой улице, за ним впритык шла полицейская машина. Она остановилась у светофора на углу Двадцать третьей. Йойи взял в охапку три пакета. Он еле справлялся с ними. Четвертый пакет ему пристроил Антонио. Йойи почти упирался в поклажу носом. Антонио открыл дверцу, и Йойи вышел, стараясь удержать пакеты в равновесии.
Полицейская машина рванулась вперед и встала сзади вплотную к «форду».
— Что там еще? — спросил капрал у шофера.
— Гони вовсю, капрал. Иначе мы их упустим.
Капрал не ответил. Он сытно пообедал и теперь курил дорогую сигару. Настроение у него было прекрасное.
Зеленый свет. Полицейская машина тронулась первой. Антонио поехал следом. Заворачивая на Двадцать третью улицу, он в зеркальце увидел сзади Йойи. В эту минуту четвертый пакет стал сползать вниз. Йойи пытался удержать его, но тщетно — пакет упал на тротуар и рассыпался.
Газетные листы разлетелись, покрыли тротуар и мостовую. Издалека бросились в глаза два крупных слова, набранные жирным шрифтом: ЗАБАСТОВКА, а ниже — УБИЙЦЫ.
Йойи с тремя пакетами зашагал к Двадцать пятой улице. Пешеходы, ждавшие автобуса на углу Двадцатой и и Двадцать третьей, смотрели на газеты с крупными заголовками. Какая-то женщина стала нервно ходить взад-вперед. Мужчина перешел на другой угол. Все молчали. Йойи свернул на Двадцать пятую улицу и скрылся.
В девятом полицейском участке Антонио предъявил сержанту удостоверение личности и водительские права.
— Машина не на ваше имя.
— Знаю, — сказал Антонио.
— Кто это Мария Руис?
— Моя тетя.
— Вот она и получит машину, когда оформит новый номер.
Сержант вернул Антонио документы.
— Что теперь?
— Можете идти.
Антонио был уже у порога, когда его окликнули из глубины помещения:
— Постойте!
Дежурный с автоматом загородил ему дорогу. Антонио обернулся. Перед ним стоял человек в белых брюках и цветастой рубашке навыпуск.
— Я тебя знаю.
На поясе у полицейского висел парабеллум. У Антонио снова заныло под ложечкой.
— Ты Эрнесто Суарес, не так ли?
— Нет, сеньор.
— Как это нет? Что же я — вру?
— Нет, не врете.
— Скажи-ка, Рамон, я люблю врать?
— Нет, лейтенант.
— Может быть, ты, Кандела, знаешь, что я враль?
— Нет, сеньор.
— Видишь, Эрнестико, я не вру.
— Совершенно верно, лейтенант.
— Откуда ты знаешь, что я лейтенант?
— Ваши подчиненные так вас называли.
— Ты Эрнесто Суарес?
Антонио расстегнул карман рубашки и вынул удостоверение.
— Смотрите, лейтенант, кто я.
Человек в цветастой рубашке долго изучал документ и наконец обратился к сержанту:
— У него все в порядке?
— Номер просрочен, — ответил сержант.
— Ладно, можешь идти, Эрнесто… раз ты не Эрнесто.
Он похлопал Антонио по плечу.
— Жаль, ты можешь выдержать хорошую порку.
— Весьма сожалею, лейтенант.
Лейтенант засмеялся и, подтягивая штаны, сползшие под тяжестью оружия, направился к бачку с водой.
Антонио вышел из участка, довольный, что все обошлось, но расстроенный, что отобрали машину. Он очень устал.
Он пошел к Бланке, ее телефон не прослушивался. Позвонил в разные места. Узнал, что Йойи взял такси и благополучно добрался до места. Газеты были спасены.
На Бланку, молодую и хорошенькую, было приятно смотреть. Она угостила его лимонадом, и Антонио запил им аспирин, сидя у дверей на сквозняке.
Когда стемнело, он ушел. Доехал на автобусе до рынка, в закусочной съел китайскую похлебку, умяв изрядное количество хлеба. Перейдя улицу, вошел в ночлежку дня одиноких мужчин и заплатил двадцать пять сентаво за койку. Антонио лег не раздеваясь, чтобы не украли одежду. И проспал целых двенадцать часов — история с машиной измотала его вконец.
Мануэль Кофиньо
ПОЗДНЕЙ НОЧЬЮ
Сейчас, когда я все это рассказываю, ты, наверное, смотришь на меня и думаешь: нелегко тебе пришлось! И ты прав. Дьявольское тогда было время! Стоило сверкнуть молнии, и они открывали такую пальбу, что ее мог заглушить только грохот грома. Помнишь, как замертво падали крестьяне на полях, прямо возле плуга, и негр Паскасио уверял, будто это небо стреляет, а молнии несут с собой пули? И крестьяне верили его сказкам. Да, дьявольское было время!