– Это точно.
Тим вдруг вскочил на перила, раскинул руки и что-то прокричал навстречу ослепительной взрывной волне, несущей смерть на многие километры вокруг.
Никита встал, облокотился, потянул напиток. Нет, правда, третья – лучшая! Спору нет.
4. Homeless
В этом мире нет ничего моего.
– Я буду только пить чай и забивать гвозди. – сказал незнакомый гитарист, пристраивая футляр на тротуаре и дергая струну. – И все!
– А почему твои песни про любовь?
– Это отлично продается! – рявкнул он, тряхнул острой бородкой, зажмурился и рванул аккорд. Запел про то, как прекрасно стоять на небесной горе, если сперва поднять туда любимую, взяв на руки.
Какой неприятный тип… Второго куплета я не дождался – кинул ему для порядка сто рублей и двинул по улице. Воскресение – день без забот! Погуляю до Эрмитажа, а потом найду мою любимую Кикимору, и – желательно – постараюсь не попадаться на глаза Гере.
…
– Влади, а на вокзале говорили, ты стал приличным человеком – то ли кабачки на дачах начал воровать, то ли обезьянье дерьмо убирать в зоопарке!
– Чтоб тебя, Гера…
Влади – это я. Гера – здоровенный детина в одних трусах и тапочках, а сейчас, на минуточку, минус десять по Цельсию. Одному богу известно, как он год за годом ухитрялся не замерзать насмерть. Невзирая на свой размер, Гера всегда возникает из ниоткуда – прямо как сейчас, посреди улицы.
Я сразу начал думать, как от него избавиться, не хотел даже жать пухлую волосатую руку, но он протягивал ее так жалобно, словно просил подаяние.
– Влади, без тебя скучно… Пойдем смеяться над Эльзой! У нее в волосах теперь живут муравьи, а Гном говорит, что они хотят погреться!
– Нет. Я иду к Кикиморе.
– К Кики? – удивился Гера. – Я тоже хочу к Кики! Хочу погреться к теплой нежной Кики, чтобы она обняла старого доброго Геру и растерла его спину водкой!
Меня передернуло.
– Гера, к Кики я иду один.
– Какой эгоист! – сурово сдвинул он брови. – Ну а мне что делать?
– Пой про любовь. – сердито ответил я. – Говорят, это отлично продается.
На мое счастье, нас обступила громкая ватага студентов – кто-то резко засмеялся, вскрикнул – Гера отвлекся, и я слился с толпой. Мельком посмотрел назад и понял, что трюк удался – болван хлопал глазами, не понимая, куда я подевался. Пока он догадался обернуться, я уже исчез в подворотне и минуту спустя оказался совсем на другой улице.
Никогда не понимал, Гера без ума или просто дурачок? Один раз, когда все принесли еду, которую удалось достать за день, он кинул в кучу мертвую чихуахуа – отбилась у кого-то из богачей. Все подняли крик, отогнали его – а он взял собаку и устроил себе в уголке барбекю.
…
– Почему Влади так долго? Говорил, в районе полудня… – Кикимора и вправду была нежной, теплой и от нее приятно пахло – как-то сказала по секрету, что знает место в стоках, где всегда идет теплая вода и зимой можно стирать одежду и даже купаться.
– Гулял через Невский, Геру встретил. Еле убрался…
– А почему с собой не взял?
Я промолчал.
– Какой эгоист! – воскликнула Кики, ласково ударив меня в лоб. – Бросай это дело! Я каждого и ничья. Может и замуж за тебя пойти, а?
Я достал из кармана пачку купюр, протянул.
– Кики, у меня деньги есть. У меня много чего теперь есть, я работаю. Пойдем со мной?
Кики воровато цапнула деньги, спрятала в матрас и довольно улыбнулась.
– Дурак Влади, хоть и цивил. Я каждого и ничья, и не будет иначе.
Она потянулась, закурила ментоловую сигарету. Полезла из под одеяла – полотна из древних курток и дубленок, нацепила тапочки, поежилась, отпила водки из горла, потрусила к окну, зябко обнимая себя за плечи.
Я залюбовался. Тонкая, костлявая и все равно – игривая как котенок. Дура. Стоит на пятачке света, в воздухе минус, а она согреться хочет… Докурила, промерзла, завизжала, кинулась обратно под одеяло обниматься.
– Когда Влади успел таким стать? Откуда куртка, костюм, деньги? Ходят слухи, кабачки на дачах начал подрезать и…
Всегда считал очаровательной ее манеру говорить о собеседнике в третьем лице.
– Да-да, обезьянье дерьмо… Все дело в нем. – вздохнул я и сменил тему. – А на Невском гитарист-гастролер.
– Уверен, что гастролер? – хихикнула Кики. – Будто Влади каждого Питерского в лицо знает!
– Поет про любовь, любит чай и гвозди забивать…
– Так это Таллин!
– Таллин? Какой Таллин?
Кики мечтательно закатила глаза.
– Всегда приносит арбуз и пачку сладких сигарет. По гвоздям у него реально бзик – приходит и сразу гвоздь забивает, никак без этого не может! Вон посмотри…
Она показала вверх. Я посмотрел на потолочную балку и увидел, что она вся в гвоздях – тонких и с палец в обхвате, коротких и длинной в пару ладоней. Столько гвоздей, что балка изнутри должна походить на поролон.
Все сразу стало просто. Я думал мягко уговаривать и объяснять, а сейчас говорил жестко, словно в отместку.
– Кики, вас отловят на днях. Каждого. Кого закроют, кого пристрелят – как повезет. Полицаи будут со стволами и собаками. Детей в приют, кого поумнее – отправят в колонию.
– Откуда..? – Кики смотрела куда-то сквозь меня.