Кубок орла

Полковой священник ни за что не хотел оставить казнимого без напутствия. Лекарь долго возился с рекрутом, обливал его водой, тыкал в нос нюхательный табак и толченый перец. Но никакие снадобья, даже святая вода с кропила иерея, не помогли. Секира ката опустилась на затылок так и не покаявшегося крамольника.

Все было кончено. Солдаты расходились по казармам. Небольшой отряд, странно не похожий на других, в чистеньких мундирах и новеньких сапогах зашагал к комендантской.

Петр залюбовался образцовой ротой.

– Каково, птенчики, артеи даются? – положил он руку на плечо одного курносого недоросля.

– Приятный авантаж[73] от сей артеи имеем, – заученно, в один голос, выпалила рота.

Государь прочитал на лицах солдат совсем другой ответ, но нисколько не огорчился проскользнувшей в их взорах горечью. «Ничего, – улыбнулся он благодушно про себя, – срок придет, сами свой авантаж поймете». Он поговорил с каждым из недорослей в отдельности, а некоторых попотчевал табаком.

– Ну какой же ты воин! – отечески выговорил он курносому. – Армата всегда курить должна. Доставай трубку, Лобанов, и пыхти. Вот как я.

Весь отряд сплошь состоял из дворянских детей, призванных в казармы для того, чтобы положить начало новому в стране, не похожему на стрелецкое, военному сословию. Недоросли, в отличие от остальных солдат, обучались «военным артеям» трижды в неделю, но жили в одних бараках с рекрутами, наравне с ними несли все службы и даже кашеварили и убирали станцию.

«Уравнение с подлым народом» оскорбляло молодых людей и вызывало ропот. Более кичливые кончали тем, что уходили в нети, таились в дальних отчих поместьях, а при случае убегали и за рубеж. Но так как их было мало, это не очень тревожило государя.

К роте подошел комендант.

– Пора в школу, – напомнил он.

Царь засуетился:

– Эка разболтался я! И мне ведь пора. – Он прыгнул в одноколку, поманил к себе Лобанова: – Садись уж, довезу как-нибудь. – И, подметив, что другие завистливо переглянулись, хлопнул в ладоши: – Нуте, кто первый? Отойди… Слушай команду… Ну, птенчики, начинаю: раз… два… три!

Недоросли бросились к одноколке. Первыми прибежали Голицын, Черкасский, Хованский и Лобанов-Ростовский.

Они облепили царя, как оводы лошадь. Петр еле высвободил из-под груды тел руки и щелкнул кнутом:

– Эй ты, ханская женка, ворочайся! Знай, кого везешь!

У школы недоросли попросили государя вступиться за них перед учителем.

– А строг?

– Лют – прямо беда!

– Ну, быть по сему. По моей вине опоздали, я и наказание перед паном Дмовским приму.

Шел урок «деликатных манир». Дмовский держал в руке книжку «Юности честное зерцало». Поздоровавшись, Петр скромненько уселся на подоконнике и притих. Учитель спокойно, нисколько не смущаясь присутствием высокого гостя, продолжал на собственном примере пояснять, что нужно знать «молодым шляхтичам, желающим прямыми придворными стать». Задрав голову насколько можно было, он, виляя задом, скользил по классу.

– Вот так, добрые паны, – остановился он перед Голицыным и ткнул пальцем под его остренький подбородок. – Выше… Еще чуточку… Барзо добре! Мерси! А очи… Эх нет, так шляхтич перед челобитчиком не открывает очей. Веки надо немножечко… Еще чуть-чуть… Угу! Мерси… Чтобы как будто по горло сыт жизнью. Дзякую.

Голицын, как заводная кукла, проделывал все, что велел Дмовский. Остальные ученики повторяли за ним каждое движение.

Учитель внимательно прищурился.

– Повеся главу, – жеманно подобрал он чуть подкрашенные губы, – и потупя очи, по улице не ходить и на людей косо не заглядывать, глядеть весело и приятно, с благообразным постоянством, при встрече с знакомыми за три шага шляпу снять… Ну, попробуйте. Вот так… Чуточку ниже… еще… Чуточку выше… еще… Ниже… Не надо, как лошади. И не сопите так… Тре бьен[74].

– Шляпой бы сей, – заворчал в задних рядах какой-то верзила, – да по харе твоей ляцкой, идол не нашего Бога! – И, забывшись, с остервенением плюнул: – Тьфу, харя!

Дмовский так и присел:

– Иезус Мария! В обществе плеваться? Подобным быть кампаньяру[75]?

Чуть шаркая левой ногой (признак высшего аристократизма), он порхнул к провинившемуся и, ухватив его за ухо, вывел на середину класса.

– Прошу, любезный пан. Только не войте, пожалуйста. Я не оторву ухо. Повторяйте за мной. Медленно. Не очень громко, не очень тихо. Повторяйте по такту каждое слово. Начинаем:

– В обществе…

– В… Ой, больно дергаете!.. В обществе…

– В круг не плевать…

– В круг не плевать…

– А на сторо-ну…

– А на сторону…

– В комнате или в церкви в платок громко…

– Ой, ухо оторвали… ей-богу, отваливается!.. В комнате или в церкви… в платок громко…

– Не сморкаться и не чихать…

– Не сморкаться и не чихать…

– Выньте платок и покажите, как делают.

Недоросль смутился. Глаза его с мольбой покосились в сторону государя.

– Жалко тебе, что ли, учителю угодить? – поощрительно улыбнулся царь. – Ежели грязный, так и у меня тоже не лучше.

Ученик заробел еще больше. Дмовский, потеряв терпение, сам полез за его платком. Что-то придушенно пискнуло, и учитель выронил из рук какой-то шевелящийся сверток.