Кубула и Куба Кубикула

Марьянка в ручонках цепочку держала, а к цепочке был привязан Кубула, а с Кубулой за руку шагала Лизанька, а за Лизанькой шёл Барбуха, а за Барбухой — двадцать мальчишек и двадцать три девчонки, и столько же дедушек, и столько же бабушек. Марьянка тянулась ручками и к медведю и к отцу. Что было делать старосте? Он покобенился маленько, но в конце концов сказал:

— Ну, в пору посмеялись, в пору и образумились. Я — вместе с вами. Хо-хо-хо, хи-хи-хи, долго ж вы меня за нос водили. Но теперь кончено. Я теперь за вами следить буду, жулики вы этакие!

В эту торжественную минуту появилась старостиха. За это его обещание и за то, что он всех простил, она крепко его поцеловала.

ЭТО БЫЛО ПРЕКРАСНО, вот именно как надо, но вдруг ни с того ни с сего Лизанька заплакала; и плачет, и плачет, убивается. Вроде как если б вдруг в полночь петух запел, либо, ежели вам больше нравится, как если б среди бела дня филин заухал. Бедняжка Лиза вспомнила, что пришла в Горшки-Поварёшки за покупками, и спохватилась насчёт денег. Увы, четвертак пропал. Кто стоял поближе к ней, брали девчушку за руку, утирали ей слёзки.

— Не плачь, миленькая, перестань. А то смотри — носик набок свернёшь!

Надавали ей кучу добрых советов. Один разумный человек, подумав, сказал:

— Какой толк во всех советах этих? Тебе ведь четвертак нужен? Вот он! Я его отдаю, потому что мне без него легче обойтись, чем тебе.

С этими словами он пустился бежать и чуть совсем не удрал. Да Кубула бросился вдогонку, нагнал его, вспрыгнул ему на спину и, опираясь на пуговицы над фалдами, взобрался на шею. И, дорогие вы мои, сколько же тут было благодарности и облизывания. Кубула влеплял крестьянину поцелуй за поцелуем. Крестьянину это скоро надоело, и он стряхнул медведя на землю.

Ну, хоть и скинул, а хороший пример был дан, и вот уже Куба Кубикула вынимает чашку. Может, ещё кто раскошелится.

Не скупитесь, почтенные, тряхните мошной, бросьте какой-нибудь там четвертак либо двугривенный, а то все тридцать, а то — ну хоть пирожок, господи боже мой!

Ну, да народ подобрался сговорчивый. Который посолидней, каждый почешется и давай шарить — глядишь, и достал из мешочка медяк. Вот уж набралось их — да воздаст вам господь сторицею! — полна чашка, а староста ещё две серебряных подбросил. Денег пропасть, а Лиза всё плачет, хочет свой четвертак.

— Что ваше, — говорит, — то себе оставьте, а мне помогите то, что я потеряла, отыскать.

ГОСПОДИ ИИСУСЕ, за игрой, да за слезами, да всякими тары-барами — глядь, уж и вечер наступил!

Мамаши встревожились, папаши на часы смотрят! Скорей домой, скорей ужинать, а не то с метлой придут!

Вот уж тронулись, вот уж и Грибы-Грибочки, вот уж пруд.

Нашему повествованию только о кузнеце с кузнечихой заботиться надо. Давай его сюда! Где он там?

Стоит на плотине, постёгивая себе прутиком по голенищам. Увидал Кубу Кубикулу, медведя и плачущую Лизу, расспрашивает, что да как, подходит к ним.

— Милые соседи, — говорит он, обращаясь к дядям и тётям, — возьмите-ка вы свои денежки назад. Мы не такие гордые, чтоб не принять на рождество либо на свои именины подарочек какой. Но зачем детям деньги давать? Этого не нужно.

— Ладно, ладно, — ответил староста. — Мы не давали Лизе ни гроша. Чашка Кубулова!

Кузнец поклонился — дескать, всё в порядке — и хотел Лизу домой увести. Да маленькая задержка вышла. Заметил Кубула и кинулся девочке на шею. Вихрем налетел и опрокинул чашку с деньгами. Старосте, стражнику и Кузнецовым мальчикам похлопотать пришлось, прежде чем они их собрали. Стражник ворчал, но никто не обращал внимания. Все смотрели на детей, на медведя и на страшилище, и было им немножко жалко, что вся эта история так грустно кончается. После одной разлуки — новая! Вот что их печалило.

Кубула плакал навзрыд, Барбуха пищал, Лиза обнимала медведя, Марьянка чуть не задушила страшилище, — объятия были одно горячей другого.

Трогательные сцены многим не так по душе, как веселье да смех, и соседи стали расходиться. Иные говорили, чтоцеловаться со зверями вредно для здоровья и это, мол, уже слишком. Может, они и правы, но детям было бы куда приятней, если бы Куба Кубикула вернулся с медведем в Грибы-Грибочки.

И вышло по-ихнему! Сам староста завёл речь об этом.

— Послушай, — сказал он кузнецу, — зачем ты их разлучаешь? Что тебе от этого? Из медведя — придёт время — порядочный человек получится. Он говорит как по-писаному, и в лапках у него такая чувствительность, что через час какой-нибудь сможет у портного нитку в иголку вдевать. Отдай его в школу! Пусть делу обучается!

— А куда Кубу денем? — спросил мастер.

— Кубе, — ответил староста, — самая пора теперь овладеть каким-нибудь полезным ремеслом, а то он так и прокиснет в бродяжничестве, живя на случайные подачки, и помрёт с цепью в руке, как его отец.

Все старосты по самой природе своей точат зуб на бродяг. Вы уж простите жителю Горшков-Поварёшек, что он так дурно отозвался о занятии, которое детям гораздо милей, чем занятия торгового агента или чиновника. Простите и послушайте, что он ещё сказал: