– Ну так я ему ноги-то выдеру!
– Может и выдерешь.
Васька засопел, не зная, что ответить. По скулам поползли красные пятна, глаза помутнели как у бодливого бычка, того и гляди побежит в Топан правды искать, и Маруся сказала быстро:
– Отступись, он тоже уходит, может, и выдирать не придётся.
Сказала и подумала: а и в самом деле, как там сложится? Война же. Всяко кого-то убьют или покалечат. Если кого из сельчан, не дай Бог, тьфу-тьфу… ведь жалко. Тётка Настя вон как о своём печётся. Или Кольшу, недотёпу этого. Шварёнок… Неужто и впрямь по-настоящему?
Подскочила Татьяна, повисла на шее.
– Марусь, – зашептала жарко, – а Санька сказал, что мне тоже ёлку прибьёт, – и, помолчав, добавила. – Когда забирать станут… Я тут вот что подумала: провожать-то как его будем? Гармонистов больше не осталось.
Какие гармонисты? Маруся опешила: одних проводить не успели, она уж других в путь снаряжает.
– Тебе что, песен захотелось? Так на ложках себе подыграй.
– Я ж взаправду…
– Так и я не вру. Знаешь, иди-ка ты лучше воды в баню натаскай. Глядишь, дурь всякая в голову боле не полезет.
Татьяна надула щёки, убежала. Обиделась. Но обида тут не к месту, время песен да гуляний прошло, ныне о другом думать надо.
– …всех мужиков позабирают, – услышала Маруся, и следом, будто украдкой, тихий голос старой Ёнихи:
– На Светлояр, бабы, идите. Кто вкруг Светлояра трижды на коленях оползёт, у тех мужики непременно вернутся. Правду говорю. Не оставит Господь их милостью своею, убережёт и от пули, и от лиха человеческого, и от недуга тяжёлого.
– Врёшь, – мотнул головой Большаков. – Ты этот… как его… опий. Опий ты. Шла прочь…
Но его остудили.
– Сам бы ты шёл, Василий. Надулся самогону. Слова путного вымолвить не можешь.
– Так на ём бронь, ему война побоку.
– Да не, ему Манька Ходова ходу дала, вот он и злыдится.
Васька пробовал сказать что-то в ответ, что-то обидное, злое, но от него отмахнулись, а Ёниха продолжала увещевать:
– Озеро сие свято, ибо Богородица Милующая след там свой на камне оставила, и след сей есть правда Божия. Идите бабы.
Маруся поморщилась недоверчиво. Была она на Светлояре, бабушка водила. Сказывала: вода в озере святая, благодатная. Вода там и вправду хорошая, сколь её в бутыли не держи, а она не цветёт и не тухнет. В тот раз они много её набрали, насилу донесли. А ещё бабушка сказывала, что под водой град лежит, и в особо ясные дни слышен колокольный звон – чистый и сладостный, будто слеза Господня. Но про то, чтоб ползать бабушка не говорила… Хотя может и не врёт Ёниха, не проверял же никто, и если дале так пойдёт, то в самом деле… Поможет – не поможет увидим, но душе всяко спокойнее будет. А кожа на коленях новая нарастёт…
Адаптер
Люблю работать в гостиной: вечер, камин, за окном шум ветра. Воображение просыпается, потягивается, начинает отзываться картинами прошлого: такой же вечер, камин. Что-то это напоминает, кажется, Блок:
Я раскрываю книгу, начинаю читать – вчитываться. Разбирая фразы на слова, а слова на слоги, я ищу ту самую суть, которая вдохновила автора на создание своего шедевра, чтобы оттолкнувшись от неё создать свой шедевр. Это нелегко и здесь важен не только настрой, но и обстановка, поэтому камин и чашечка горячего чаю с лимоном помогают мне и в том и в другом, и если угадать с дозировкой, то успех обеспечен. Так получилось с моим ремейком «Лики Тёмных аллей». Им до сих пор зачитываются те, кто ценит настоящее в литературе.
Сзади подходит Кристина, склоняется, обнимает меня за плечи.
– Над чем работаешь?