— Ай, молодец пушкарь! — закричали возбужденные стрельцы, с интересом наблюдавшие за развернувшимся перед ним сражением.
— Ему первому повешенным и быть, — отозвался Митрофан Сизый, — казачки за убийство дружков своих по головке не погладят.
— Смотрите, а другая барка к берегу причалила…
— Точно. Видать, прятаться побегут в кустики, — стрельцы дружно засмеялись, — у кого живот слабый.
— Надо хоть эту барку, что у берега, защитить, — зло дернул себя за ус Федор Барятинский, — а то смотрим, как разини на базаре. Вперед, готовь пищали, — и, хлестнув коня, первый поскакал вниз с кургана, а за ним Репнин и остальные стрельцы, на ходу освобождая из дорожных чехлов ружья
Когда они подскакали к берегу, то увидели брошенную тяжело груженную, низко осевшую в воде барку, к которой подплывали три казачьих челна. На самой барке никого не было, видно, купцы и впрямь сбежали, не желая рисковать жизнью ради собственного добра.
— А ну, ударь по ним с берега, — скомандовал Барятинский и, тщательно прицелившись, выбрал переднего, сидевшего на струге гребца. Он глянул через плечо и увидел, что все стрельцы, встав в ряд, выцеливают людей, подплывающих к брошенному судну. — Огонь! — крикнул он и подвел фитиль к затравке.
Первый залп был столь силен и точен, что почти все казаки, сидевшие в первом струге, были ранены или убиты. Тотчас с двух других стругов раздались ответные выстрелы, ранив несколько коней и молодого стрельца.
— Укрыться за деревьями, — скомандовал Барятинский, отбежав в сторону и встав за толстым стволом огромной раскидистой ивы, ветви которой опускались к самой воде.
— Нам не выстоять против них, если они соединят силы, — зло выкрикнул Алексей Репнин, подбегая к дереву.
— Неужто испугался, — поддразнил друга Федор, торопливо заряжая пищаль немецкой работы, подаренную ему отцом по возвращении из Крыма.
— Не бросайся словами, Федор, — сверкнул глазами Репнин, — какой смысл гибнуть от рук разбойников… Что они нам…
— Когда-то умирать все одно придется… Не все ли равно, — Барятинский выставил пищаль из-за дерева и стал наводить ее на кого-то, невидимого Репнину.
— Умереть ему не терпится, — сплюнул на землю Алексей, — места получше выбрать не мог.
— По берегу человек двадцать верховых скачут, — выкрикнул из-за соседнего дерева Митрофан Сизый.
— Ну, что я тебе говорил? — Алексей Репнин пытался отговорить друга от стычки с разбойниками, которая дорого могла им обойтись, — мы же посланы не купцов защищать, а казачьих атаманов искать. С царевой грамотой посланы! Слышишь ты меня?!
— Слышу, слышу, — ответил Барятинский и поднес в очередной раз фитиль к полке с порохом. Облако дыма на какое-то мгновение окутало их, но быстро унесенное ветерком поплыло назад, и Федор, сузив глаза на почерневшем от выстрелов лице, недобро глянул на Репнина, — только не привык я в сторонке держаться, когда добрых людей обижают. — Потом глянул на приближающихся верховых и, быстро вскочив в седло, крикнул укрывшимся за деревьями стрельцам. — Ждать меня здесь. За главного — князь Алексей остается…
— Федор! Куда ты?! — бросился к нему Репнин.
— К ним, — не объясняя своего поступка, ответил тот и, дав шпоры коню, поскакал навстречу верховым.
Те, увидев, что к ним направляется лишь один всадник, придержали коней, ожидая его на безопасном расстоянии от укрывшихся за деревьями стрелков. Барятинский тоже придержал коня, остановившись в двадцати шагах от всадников.
— Кто такие? — выкрикнул он резким, привыкшим повелевать голосом. Впрочем, он уже по одежде догадался, что перед ним казаки, которых они столько дней искали.
— Сам кто таков будешь, — небрежно крикнул седоусый казак, выехавший чуть вперед от основного отряда.
— Князь Федор Барятинский, — отчеканивая слова и не выказывая ни малейшей тревоги за свою судьбу, ответил тот.
— А чего вы пальбу устроили? — опять задал вопрос седоусый. — Не ляхи, не татарва, а по своим, русским же и стреляете. А?
— А послан я царем к вашим атаманам, чтоб передать грамоту.
— Так давай ее сюды, — седоусый явно тянул время. Федор, крутнув головой, увидел струги, что первыми напали на купеческую барку и теперь, видно, пограбив ее, подходили вплотную к берегу. На каждом из них было не меньше десяти человек, а самих стругов с полдюжины. Значит, они раз в пять-шесть по числу превышали его отряд. Может, и прав Репнин, не надо было заступаться за купцов, но уж коль ввязались в заварушку, то надо держаться до конца.
— Мне нужно вручить грамоту всему казачьему войску, а не какому-то там… — разбойнику — хотел крикнуть он, но сдержался, добавил, — первому встречному.
— Ишь, чего захотел, чтоб мы из-за тебя крут собирали! — ответил казак. — А не хочешь по-хорошему грамотку отдавать, то и силком отберем. Может, ты брешешь про грамоту. А ну, покажь!
— Пес брешет! Я царев слуга, и не бывать тому, чтоб не выполнил его приказание. Убьете меня, так что с того? Все царю станет известно.