Куда бежать? Том 3. Любовь

Фреймо, побывший во главе полка вместо Кремнева совсем недолгое время, уже стал ощущать себя командиром, и появление человека из столицы спутало все его мысли, планы и желания. В какой-то момент, а именно в тот, когда он осознал, что по запаху можно определить давность применения оружия, он морально уже был готов наброситься на Тельнецкого. В его голове какие-то голоса говорили: «Сделай это. Атакуй здесь и сейчас», но физически он совершенно не был к этому готов. Тело окаменело, что-то его сдерживало и, видимо, не зря. А от того, с какой улыбкой Тельнецкий вернул ему оружие, он и вовсе оцепенел. Взяв револьвер в привычную ему левую руку, Фреймо с трудом его удержал, будто в этот момент револьвер весил несколько пудов. Эти мгновения с меняющимися от ярости и до растерянности эмоциями, хорошо замеченными Тельнецким, прошли. Фреймо, опомнившись, повертел револьвер, будто желая его рассмотреть, но не осмелившись, убрал его в кобуру и замер на месте в ожидании указаний, однако возникшая мысль исследовать запах револьвера заставила его снова взяться за кобуру. Ответные действия Тельнецкого, а именно направленный на Фреймо «Маузер», заставили его отказаться от этой мысли и вернуться к стойке смирно.

Тельнецкий, всем своим видом демонстрируя глубокую задумчивость, дал время Фреймо успокоиться и прийти в себя, после чего приказал доставить к нему Барковского и через час собрать полк, но приказал таким дружественным и мягким тоном, будто Фреймо – самый родной его человек на свете, отчего последний аж побежал исполнять задание.

Тельнецкий пошёл занимать бывший кабинет Кремнева и попросил отца следовать за ним. Уже в кабинете, закрыв за собой дверь, он обратился к отцу с вопросом:

– Отец, что вы тут делаете в эти неспокойные времена?

– Погодите, Николя, с этими сложными вопросами. Ответьте мне на простой вопрос. Вот когда этот Фреймо доложил, что солдаты не виноваты, вы почему не отменили приказ? Они исполняли приказ командира, и только. Они не виноваты.

– Они совершали умышленные действия, причиняющие вред здоровью безоружного человека, причём намного старше их. Вот потому они в карцере. С такими солдатами мне не по пути. Они должны нести наказание и, надеюсь, в будущем ещё подумают, прежде чем поднимать руку на безоружного.

– А этого Фреймо почему не арестовали? Он ведь дал им такой приказ! А теперь что получится? Солдаты не будут исполнять его приказы, боясь вашей кары.

– В этом и есть истинная цель моего приказа – дискредитировать его в глазах солдат. На будущее, чтобы как-то выжить, он при каждом своём приказе будет ссылаться на мой авторитет. Пусть умными решениями своё место в полку оправдывает. Молодой ещё, его нужно учить, учить и воспитывать. А теперь, отец, ответьте на мой, как вы выразились, сложный вопрос: «Что вы тут делаете?»

Никанор Иванович задумался, как начать свой ответ, но не успел. Привели Барковского, который опять оказался в кандалах, но на этот раз его не пинали, а обращались более или менее любезно.

Тельнецкий, увидев оковы, во второй раз за последние двадцать четыре часа приказал снять их с арестованного, распорядился накормить его и издать приказ об освобождении Барковского из-под стражи и снятии с него всех обвинений. Фреймо начал что-то бубнить про себя, возражая, и закончил свою тираду так: «Только солдатский суд может отменить расстрел». Но сказанное Тельнецким жёстким тоном: «За неисполнение моего приказа знаете, что с вами будет?» – пресекло колебания замкомполка.

Фреймо, дойдя до двери, был остановлен Тельнецким и получил ещё один приказ: выпустить из тюрьмы всех арестованных по делу Барковского, на что сквозь зубы возразил:

– Но там не всё так однозначно. Нужно по каждому разобраться, определить причастность.

– Барковский был арестован незаконно, значит, и каждый, кто идёт по его делу, арестован незаконно. Да и это не по закону – держать людей в тюрьме, когда они только хотели справедливости.

– У каждого своё понятие о справедливости, вот, скажем…

Тельнецкий не позволил заместителю начать свои рассуждения и резко скомандовал:

– Исполнять немедленно.

Пока конвоиры возились с кандалами, Тельнецкому подали чай, но он демонстративно поправил солдата, приказав подать чай бывшему арестанту.

– Александр Александрович, нужно срочно восстановить связь с Москвой, – обратился Тельнецкий к Барковскому, когда солдаты вышли и тот наливал себе вторую чашку чая.

– Это можно и даже нужно сделать, но для начала я попрошу Никанора Ивановича рассказать нам, почему он не сопровождает в Петроград мою жену и моего ребёнка?

Никанор Иванович сначала спрятал глаза, видимо, от угрызений совести, но через несколько секунд поднял голову и резко ответил:

– Александр Александрович, я вчера, ещё по пути на вокзал осознал, что Николя могут расстрелять. Понимаете меня?.. Я посадил вашу жену и дочь в вагон, они уехали. Я сделал всё, что мог… Я боялся, что сына расстреляют, да и меня тоже могли к стенке поставить. Вы не волнуйтесь. Будем надеяться, они доедут и с ними всё будет хорошо.