Куда бы ты не шел - ты уже там

Раннее воскресное утро; я выскакиваю из машины у дома дочкиной подружки и, конечно же, по личику моей одиннадцатилетней Ношен вижу, что она в отчаянии и умоляет: “Папа, не сердись!” Но я не в состоянии справиться с раздражением и гневом, они кипят во мне и грозят обернуться скандалом. Дочка в смущении. Слишком много инерции в моих чувствах, я не могу остановиться, хотя потом пожалею об этом. Ах, если бы ее взгляд окончательно остановил меня в тот момент, коснулся меня, повернул лицом к истинно важному. Ей нужна была уверенность, что на меня можно положиться, мне можно доверять, не бояться, что я предам ее и растопчу еще не окрепшие дружеские чувства. Но я слишком зол в этот момент, чтобы понять ее беду: ведь это ее подружка подвела нас. Она должна была выйти к определенному часу, но не вышла.

Меня обуял вихрь справедливого гнева. Мое “я” не желало, чтобы его заставляли ждать и злоупотребляли им. Я обещал дочке не скандалить, но не удержался и высказался в своей правоте, полагая, что со мной плохо обошлись. И вот ни свет ни заря звоню в дверь чужого дома, дрожу от негодования при виде заспанной мамаши, жду и внутренне закипаю, хотя на деле ждать приходится на удивление недолго.

Вопрос исчерпан. Но не для меня. В памяти отпечаталось — надеюсь, навеки — выражение лица моей дочери. Я не смог уловить его и полностью прочувствовать, иначе бы обуздал свой гнев в тот момент и на том самом месте.

Мы дорого платим за крайнюю ограниченность своей “правоты”. Мимолетное настроение куда как менее важно для меня, чем доверие дочери. А в тот миг ее вера в меня пошатнулась. Невнимание, неосознанность и мелочный настрой то и дело охватывают нас, мы причиняем страдания себе и другим, и общая боль бередит наши души. Хоть нелегко признаваться, особенно самому себе, но слишком уж часто предаемся мы надуманному гневу, не в силах устоять перед ним.

Урок из кошачьей миски

Ненавижу, когда миска с присохшей кошачьей едой отмокает в раковине вместе с нашими тарелками. Уж не знаю, почему я так завожусь… Может, оттого, что в детстве у меня не было домашних животных. Или мне кажется, будто это составляет угрозу общественному здравоохранению (ну, знаете ли, вирусы и все прочее). Когда я решаюсь вымыть кошачьи миски, я прежде отмываю все наши тарелки. Терпеть не могу, когда вижу в раковине грязные кошачьи миски, а если обнаружу, то реагирую бурно.

Сначала я злюсь. Злость приобретает все более личный характер, и я вдруг обнаруживаю, что ищу виновника, причем виновной обычно оказывается моя жена Майла. Я оскорблен ее неуважением к моим чувствам. Я не устаю повторять ей, что мне это не нравится, что это просто отвратительно. Я максимально вежливо просил ее не делать этого, но она все равно делает. Она считает, что я пристаю к ней с глупостями, и поэтому, когда время поджимает, просто бросает кошачьи миски отмокать в раковину.

Сам факт наличия миски в раковине грозит перерасти в жаркий диспут, и в основном потому, что я злюсь, я обижен и, кроме всего прочего, “мой” гнев оправдан, ибо мое “я” уверено в своей правоте. Кошачьей миске не место в раковине! И стоит ей там оказаться, как мое “я” быстро набирает силу.

Не так давно я заметил, что этот факт перестал так допекать меня. Я особенно-то и не старался изменить свое отношение. К мискам отношение у меня прежнее, но почему-то к проблеме в целом я стал относиться иначе: с большим пониманием и чувством юмора. В общем, когда это случается, а случается это до раздражения часто, я чувствую, что осознаю собственную реакцию в тот самый момент и присматриваюсь к ней. “Вот оно”, — напоминаю я себе!

Я наблюдаю, как закипает во мне злость. Предшествует ей, как оказывается, чувство легкого отвращения. Потом зреет ощущение, что меня предали, и это чувство уже глубже. Домашние не уважили мою просьбу, и я принимаю этот факт весьма близко к сердцу. В конце-то концов, значат ли хоть что-нибудь в этой семье чувства?

Я принялся экспериментировать со своими реакциями, наблюдая их развитие. Просто стоял в кухне у раковины и ничего со своими реакциями не делал. Могу сказать, что с первоначальным чувством отвращения я справился легко: стоило остаться с ним наедине, подышать, позволить себе полностью прочувствовать его, как через пару секунд оно испарилось. И тут я заметил, что именно чувство обмана, невыполненных ожиданий бесит меня гораздо больше, чем высохшие кошачьи объедки. Значит, выясняется: не сама кошачья миска — объект моей злости, а то, что ко мне не прислушиваются, меня не уважают. Тогда при чем тут миска? Ага!

Жена и дети смотрят на все это иначе. Они считают, что я из ничего делаю проблему. Конечно, они стараются не оскорблять моих чувств, когда ощущают важность момента, но, не ощущая его, кидают миску в раковину, причем обо мне даже не думают в этот момент.