Куда бы ты не шел - ты уже там

Попробуй: Использовать обыденные, от раза к разу повторяющиеся домашние дела для практики осознания. Направляешься ли к дверям, снимаешь ли трубку телефона, ищешь ли кого-то из домашних, чтобы поговорить, идешь ли в ванную комнату, вынимаешь ли белье из машинки, открываешь ли холодильник — пользуйся случаем, замедляй движения и ощущай прикосновение каждого момента. Разберись, какие внутренние ощущения по первому же звонку толкают тебя к телефону или к двери. Для чего реагировать именно так и что при этом теряется в твоей собственной жизни, в которой ты пребывал только мгновение назад? Нельзя ли сделать эти переходы более достойными? Нельзя ли каждый раз подольше оставаться там, где ты есть?

И еще: старайся осознавать такие моменты, когда принимаешь душ или ешь. Принимая душ, под душем ли ты? Ощущаешь ли кожей воду или где-то витаешь мыслями и пропускаешь сам процесс? Прием пищи — тоже хорошая возможность потренировать осознание. Ты ощущаешь вкус пищи? И осознаешь ли, как, сколько, когда, где и что ты ешь? Сможешь ли ты превратить течение дня в одну непрерывную возможность осознавать, вновь и вновь возвращаясь в настоящее?

Кухонная плита и Бобби Мак-Феррин

Оттирая кухонную плиту, я теряю себя и обретаю вновь. Вот где можно, хоть и редко, потренировать осознание! Поскольку делаю я это нерегулярно, то, когда уж нет возможности отвертеться, плита требует чистки в несколько этапов. Я ужасно стараюсь и валюсь с ног от усталости, но плита сияет первозданной чистотой.

Оттирать пригоревшую пищу абразивной пастой — это все равно, что питьевой содой, только содой труднее и поверхность можно ободрать. Я снимаю горелки, извлекаю противни и даже ручки отвинчиваю и кладу отмокать в раковину, чтоб заняться ими в последнюю очередь. Потом попеременно то круговыми, то возвратно-поступательными движениями я оттираю каждый квадратный сантиметр поверхности плиты, руководствуясь при этом местоположением и топологией приставшей грязи. Я постепенно втягиваюсь в ритм круговых и раскачивающих движений, ощущая их всем своим телом. И вот я уже не чищу до блеска плиту, я весь в движении, я весь внимание, и у меня на глазах все потихоньку меняется. Я тщательно вытираю плиту влажной губкой.

Музыка придает новизны ощущениям, хотя иногда я предпочитаю работу в тишине. Как-то субботним утром, когда подошло время чистить плиту, звучала кассета Бобби Мак-Феррина. И чистка превратилась в танец. Заклинания, звуки и ритмы, сливаясь в движениях тела, сплетались, звук расцветал движением, руки переполнялись ощущениями, и пальцы действовали с необходимым усилием, а пригоревшие остатки, когда-то бывшие пищей, медленно теряли очертания и таяли. И все это рождалось и умирало в сознании вместе с музыкой, в едином танце всеобщего присутствия, в празднике настоящего. А в итоге — чистая плита. Внутренний голосок по обыкновению попытался было завести речь о заслуженной похвале (“Смотри, какая чистая плита”; “А здорово у меня получилось?”), но потонул в полноте осознания случившегося.

С позиций осознания я никак не могу утверждать, что это “я” вычистил плиту. Вроде как она вычистилась сама, и помогали ей Бобби Мак-Феррин, паста, питьевая сода и губка при участии горячей воды и вереницы мгновений.

Каково мое главное Призвание на этой земле?

“Каково мое призвание на земле?” Этот вопрос мы задаем себе снова и снова. Ведь, может быть, мы незаметно для себя уже делаем дело, предназначенное другому? Более того, вдруг этот “другой” — только плод нашего воображения, узник нашей фантазии?

Мыслящие создания, втиснутые, подобно всем формам жизни, в неповторимую оболочку единичного организма, называемую телом, мы одновременно, совокупно и безлично участвуем в непрерывной круговерти цветения жизни и обладаем исключительной способностью отвечать за те удивительные мгновения, что отведены нам на жизнь, по крайней мере пока проживаем их под солнцем. Но нам дарована и другая удивительная способность: мы позволяем измышлениям собственного рассудка затуманивать наш жизненный путь. Мы все рискуем никогда не узнать о том, что неповторимы, во всяком случае, пока прячемся в тени привычных рассуждений и определений.

Бакминстер Фуллер, первооткрыватель (или изобретатель?) геодезического купола*, в возрасте тридцати двух лет сидел как-то ночью на берегу озера Мичиган и в течение нескольких часов размышлял о самоубийстве. Как утверждает молва, в делах ему не везло, от чего у него сложилось ощущение, что он окончательно запутал свою жизнь и наилучший выход — это уйти со сцены, облегчив тем самым участь жены и малолетней дочери. Казалось, все, к чему он имел отношение, шло прахом, невзирая на его удивительно творческое воображение, оцененное, к сожалению, гораздо позже. Однако Фуллер не оборвал свою жизнь (возможно, потому, что свято верил в скрытый порядок и единство вселенной, частью которой он, по глубочайшему его убеждению, являлся), а решил начать жить так, будто умер той ночью.