Сам Кейнс не был полностью последовательным в определении роли государства, и это сказывается также на позициях его последователей. Во-первых, он признал необходимость воздействия на рынок в желательном для общества направлении констатацией того, что само собой это не достигается и к этому его надо принуждать путем государственного воздействия. Но, словно испугавшись своего вывода, Кейнс тут же делает шаг назад, утверждая, что «если наша система централизованного контроля приведет к установлению общего объема производства, настолько близкого к полной занятости, насколько это вообще возможно, то с этого момента классическая теория вновь обретет силу» (Кейнс, 1993, с. 514). Под классической Кейнс имел в виду старую теорию отрицания экономических функций государства, а потому этой оговоркой он, по существу, дал задний ход. Во-вторых, Кейнс упрощенно верил в беспристрастие капиталистического государства разрешать социальные конфликты. Посткейнсианцы внесли существенный корректив в это представление и восприняли положение Калецкого о классовом характере капиталистического государства. Так, A. Ларами и Д. Мейер пишут: «Традиционные кейнсианцы довольствовались идеей, что капитализмом можно управлять с помощью государства. И они пропагандировали идею управляемого государством капитализма, основанного скорее на сотрудничестве, чем на конфликте борющихся классов. В работах Калецкого не было благих пожеланий. Он признавал, что представление о таком «кооперативном» капитализме столкнется с проблемами в более долгосрочной перспективе по мере того, как на поверхность начнет выходить экономический конфликт классов» (Ларами и Мейер, 2006, с. 637).
В результате подобного переосмысления кейнсианства в духе исторической реальности посткейнсианство объективно оказывается ближе к марксизму и социализму, чем к либерализму и капитализму, хотя вектор этого движения, несмотря на всю свою непоследовательность, задал сам Кейнс своим посягательством на неоклассические постулаты. Наиболее убедительное подтверждение верности этого утверждения мы находим в существовании в государстве благосостояния (Welfare State). Его идейными вдохновителями были Джон Кейнс, давший ему теоретическое обоснование, и William Beveridge (1879-1963), разработавший прикладные аспекты перехода к такому государству в развитых странах. Оба были либералами, а предложенные ими идеи, по существу, социалистическими и осуществлены в Англии лейбористами, а в континентальной Европе – социал-демократическими партиями.
Если же мы непредвзятыми глазами посмотрим, что собой представляло на практике Welfare State, то увидим большое сходство с тем, что было в европейских социалистических странах. Вот как оно определяется в
Это почти полностью совпадает с тем, что было в СССР за два-три десятилетия до того, как оно возникло на Западе. Тем не менее, не только западные политики, но и ученые, по роду деятельности обязанные быть более объективными, этого не признают. Между тем формула «благосостояние для всех от колыбели до могилы» (All for individual welfare from the cradle to the grave) считалась исходным принципом и смыслом социализма. Запад объявлял это демагогией и утверждал, что это лишь прикрытие тотального контроля над человеком. Марксизм и советская пропаганда утверждали обратное: никакого благосостояния
Очевидно, в свете этой правды следует теперь объективно разобраться в том, что в этих взаимных непризнаниях и обвинениях было правдой, а что нет. Неправдой оказалось, что капиталистическое государство не может повышать благосостояние всех слоев населения. Welfare State явилось опровержением марксистской теории обнищания населения при капитализме, хотя благосостояние в немалой степени достигается за счет эксплуатации труда и ресурсов других стран. Но «реформы» обнажили также ту неправду, что социализм только обрекал людей на бесправие и ничего положительного им не давал. Он давал людям такие блага, которых с приходом капитализма теперь больше нет. Но эти потерянные блага были связаны с экономической ролью государства.