«Итак, в моих силах, к примеру, добиться от вас нажатия кнопки спустя четыре секунды, обучив вас нажимать кнопку, когда на циферблате появится изображение собаки, или машины, или чего-нибудь еще, – объяснял Уэарден. – Поведенческие реакции такого рода можно попросту имитировать». Так бы функционировали часы, работающие по принципу распознавания образов; по крайней мере, подобные модели лежат в основе некоторых попыток объяснить феномен контроля времени с позиции нейробиологии. К примеру, модель миллисекундных часов Дина Буономано предполагает, что наша восприимчивость к коротким промежуткам времени проистекает из способности мозга отслеживать остаточные состояния конфигураций сетей его собственных нейронов, которые можно сравнить с расходящимися кругами на поверхности пруда. Однако, по словам Уэардена, в отсутствие упорядоченной метрической системы учета времени сложно сравнивать продолжительность временных промежутков разной длительности. «На каком основании вы станете утверждать, что десятисекундный интервал длится дольше пятисекундного? Вероятно, вы почувствуете разницу между двумя отрезками времени, но едва ли сможете сказать, какой из них длиннее».
Как ни странно, человек способен выполнять арифметические действия с временными промежутками. В одном из опытов Уэарден обучал испытуемых распознавать отрезки времени длительностью десять секунд путем проигрывания гудка в начале и в конце интервала. Ученый повторял сеанс пару раз, позволяя испытуемому привыкнуть к стандартной продолжительности интервала. Затем он воспроизводил новый отрезок времени примерной длительностью от одной до десяти секунд, начало и конец которого также обозначались гудками, а затем просил подопытного определить, какой доле стандартного отрезка времени соответствовал истекший интервал. Был ли он равен половине стандартного интервала? Может быть, он был равен трети или одной десятой? (Ради чистоты эксперимента Уэарден давал испытуемым несложное задание, демонстрируемое с компьютерного монитора, которое должно было отвлекать их от попыток определить длительность интервала путем счета в уме.)
«Когда вы просите людей определить продолжительность того или иного отрезка времени, кровь сию же минуту отливает от лица, так как они думают, что это невозможно», – говорит Уэарден. Тем не менее оценки длительности времени на глаз оказываются на удивление точными: чем меньшую долю стандарта интервала прослушивают участники эксперимента, тем короче им представляется ее продолжительность. Прослеживается практически абсолютная линейная зависимость между фактической длительностью временных отрезков и оценками испытуемых. Когда вы действительно прослушали половину промежутка, ваши субъективные ощущения говорят примерно о том же, что в некоторой степени предполагает линейный характер процесса накопления тактов внутреннего часового механизма. Расхождения в оценках между отдельными участниками эксперимента были минимальны; предполагаемая длительность одной десятой и одной трети стандартного интервала представлялась испытуемым примерно одинаковой. Также Уэарден установил, что люди успешно решают задачи на сложение временных промежутков. Участникам эксперимента давали прослушать два или три фрагмента разной длительности, затем просили мысленно объединить прослушанные отрезки в один фрагмент большей продолжительности, а затем прибавить полученную сумму к более длительным интервалам, проигрываемым во вторую очередь. «Подопытные хорошо справлялись с заданием, – прокомментировал ученый. – А теперь давайте задумаемся, каким образом мы складываем разные промежутки времени между собой, не владея упорядоченной метрической системой контроля времени?»
На днях мы со Сьюзен субботним утром ускользнули из дома и выбрались в город, намереваясь посетить Метрополитен-музей. С тех пор как родились наши мальчики, нам еще не доводилось бывать там вдвоем. Толпы посетителей еще не рассеялись, и мы около часа топтались вокруг, проникаясь грандиозным безмолвием искусства. Мы ненадолго расстались, оставаясь морально вместе, но держась порознь; Сьюзен пробилась к работам Мане и Ван Гога, а я протиснулся в небольшую боковую галерею размером чуть больше, чем вагон метро, заставленную стеклянными пеналами с небольшими бронзовыми скульптурами Дега. Перед моим взглядом предстало несколько бюстов, немного скачущих лошадей и фигура потягивающейся женщины: небольшая бронзовая статуэтка поднимается на ноги, изогнув поднятую левую руку, как будто пробудившись от долгого сна.