Куда она ушла

Но затем я начал звонить в разное время: просыпаясь с утра пораньше, чтобы застать ее перед занятиями, дозваниваясь во время обеда. И мои звонки постоянно отсылались на голосовую почту. Она ни разу не перезвонила. Ни разу не ответила на смс-сообщения. Я все еще получал от нее имейлы, но далеко не каждый день. И хотя мои письма содержали кучу вопросов, отражающих мою крайнюю степень отчаяния — «Почему ты не берешь трубку?», «Ты потеряла телефон? Ты в порядке?» — ее ответы безупречно отмалчивались по этому поводу. Она просто утверждала, что слишком занята.

Я решил навестить ее бабушку с дедушкой. Я практически жил у них все те пять месяцев ее реабилитации и пообещал, что буду часто к ним захаживать, но я не сдержал слово. Без Мии мне трудно было находиться в этом старом доме с его фото-галереей призраков — свадебное фото Дэнни и Кэт, душераздирающий снимок двенадцатилетней Мии, читающей устроившемуся на ее коленях Тедди. Но мне нужно было понять, почему Миа теряет со мной контакт.

Когда я пришел впервые той осенью, бабушка Мии пыталась заболтать меня, расписывая свой сад, а потом удалилась в теплицу, оставив меня на кухне с дедом. Он сварил нам крепкого кофе. Мы не особо много говорили, поэтому единственными звуками в доме были потрескивания дров в печи. Он всего-навсего взглянул на меня, безмолвно и печально, и мне вдруг захотелось сесть у его ног и устроить голову у него на коленях.

Я наведывался к ним еще пару раз, даже после того, как Миа окончательно оборвала со мной все контакты, и всегда было одно и то же. Мне было неловко приходить к ним под предлогом обычного разговора, справляясь об их здоровье, когда на самом деле я надеялся услышать какие-нибудь новости или объяснения. Нет, в действительности, я надеялся, что я не изгой. Мне хотелось услышать: «Миа перестала звонить нам. Связывалась ли она с тобой в последнее время?» Но, конечно же, этого не происходило, потому что подобное никогда не произойдет.

Дело даже в том, что мне не нужно было подтверждение ее бабушки или дедушки. Я и сам знал, с той самой ночи, когда мой звонок во второй раз попал на голосовую почту, что для меня это конец.

Разве не сам ли я сказал ей? Разве не я стоял над ее бессознательным телом, обещая, что сделаю все на свете, если она останется? Даже если мне придется ее отпустить? Но то, что она была в коме, когда я это произнес, и очнулась только через три дня, то, что никто из нас никогда не вспоминал об этих словах — все это, казалось, не имело значения. Я носил все в себе.

Единственное, что не укладывалось у меня в голове, то, как она это сделала. Я никогда не поступал с девушками так жестоко. Даже когда я развлекался с фанатками, я всегда провожал очередную девушку до двери из номера или лимузина, чмокал в щеку и бросал на прощание «Спасибо, это было здорово». И то были фанатки. А мы с Мией встречались больше двух лет. Да, это был школьный роман, но все же это был роман, в который я вкладывал всего себя, который хотелось растянуть на всю жизнь, который, скорей всего, и продлился бы всю жизнь, если бы мы встретились лет на пять позже, если бы она не была выдающейся виолончелисткой, если бы я не был в группе, находящейся на пике своей популярности, — или если бы наши пути не разошлись из-за всего этого.

Однажды я понял, что между осознанием происшедшего, и даже осознанием того, почему это произошло, и принятием этого — огромная пропасть. Потому что когда она перестала общаться со мной, да, я знал, что произошло. Но мне потребовалось довольно много времени, чтобы поверить в это.

Порой мне кажется, я все еще не поверил.

Глава десятая

Она вращает барабан револьвера: раз, два, три

И говорит, что должна выбрать: «я или ты»

Металл у виска, оглушительный взрыв

Слижи кровь с моего лица

Она остается жить

«РУЛЕТКА» ВОЗМЕЩЕНИЕ УЩЕРБА, ТРЕК 11

Выйдя из закусочной, я начинаю нервничать. Из-за того, что мы так неожиданно встретились. Мы были крайне любезны друг с другом, слонялись поблизости, делясь последними новостями, так что же осталось, кроме прощания? Я не готов к нему. Что-то мне подсказывает, что не будет другого постскриптума от Мии, и мне придется жить на запале от сегодняшней ночи до конца своей жизни, поэтому я хотел бы вынести из нее значительно больше, нежели разговоры о парковках, артрите и неуместные извинения.

Именно поэтому каждый пройденный квартал, в котором Миа не ловит такси, не извиняется и не говорит «Прощай!», воспринимается как оттягивание смертной казни. В звуке собственных шагов, шлепающих по тротуару, я почти слышу слово «отсрочка, отсрочка», эхом проносящееся по ночным улицам.