- Я же уже объясняла. Я веду тебя по тайным уголкам Нью-Йорка.
- Да, хорошо, но мне чуточку надоели тайны. Не соизволишь сказать мне, куда мы идем? Или я, черт возьми, прошу слишком многого?
- Господи, Адам, когда ты стал таким…
Эгоистом? Мудаком? Самовлюбленным? Я мог бы накидать список из миллиона слов. Все они уже были произнесены раньше.
- …парнем? — заканчивает Миа.
На долю секунды я почти готов был рассмеяться.
Но потом я вспоминаю кое-что еще, старый разговор, который мы с Мией вели как-то поздним вечером. У них с Ким была привычка классифицировать все в диаметрально противоположных категориях, и Миа постоянно изобретала что-то новое. Однажды она сказала мне, что они решили, что представители моего пола делятся на две четкие группы: Мужчины и Парни. Попросту говоря: все святые мира — Мужчины. А придурки, игроки, любители женских боев в мокрых футболках? Они были Парнями. Я же, конечно, был Мужчиной.
А сейчас, значит, я Парень? Парень! На секунду я позволяю своей обиде вырваться наружу. Миа смотрит на меня растерянно, но не вспоминает о том разговоре.
Кто бы ни сказал, что прошлое не мертво[18], определенно ошибался. Это будущее заранее мертво, заранее отыграно.
Вся эта ночь была ошибкой. Она не поможет мне все вернуть. Или исправить ошибки, которые я совершил. Или забрать обещания, которые я давал. Или вернуть ее. Или вернуть себя самого.
Что-то изменилось в лице Мии. Мелькнуло что-то похожее на понимание. Потому что она пускается в объяснения, почему назвала меня Парнем. Потому что парни всегда должны быть в курсе всех планов, знать, куда направляются. И что она ведет меня на паром Стейтен-Айленд, который, на самом деле, никакая не тайна, но немногие Манхэттенцы катаются на нем. Что просто позор, потому что с него открывается потрясающий вид на Статую Свободы, а в довершение всего, за паром не нужно платить, а в Нью-Йорке нет ничего бесплатного! Но если я переживаю из-за большого количества народа, мы можем забыть о нем. Но все же нам следует просто проверить, и если он не окажется пустым — а она почти уверена, что там никого не будет в этот час ночи — мы можем сойти с него до отплытия.
И я так и не понимаю, помнит ли она тот разговор о различиях между Мужчиной и Парнем или нет, но это уже не имеет особого значения. Потому что она права. Сейчас я — Парень. И я с абсолютной точностью могу назвать ночь, когда стал им.
Глава тринадцатая
Фанатки начали появляться сразу же. Или, может, они были всегда, просто я не замечал. Но как только мы стали гастролировать, они разжужжались, как колибри, сующие свои клювики в весенние цветы.
Первое, что мы сделали, как только подписали контракт со звукозаписывающим лейблом — наняли Олдоса, вести наши дела. "Возмещение ущерба" должен был выйти в сентябре, и студия запланировала на конец осени скромный тур, но у Олдоса было иное мнение.
- Вам, ребята, нужно вернуть уверенность в себе, — сказал он, когда мы закончили миксовать альбом. — Вам нужно вновь начать колесить по стране.
И когда альбом вышел, Олдос подписал нас на серию из десяти концертов по всему западному побережью, в клубах, в которых мы уже играли раньше, чтобы вернуть своих фанатов — или напомнить им, что мы до сих пор существуем — и чтобы снова чувствовать себя комфортно, выступая перед публикой.
Студия арендовала для нас классный минивэн Эконолайн[19], оборудованный кроватью в задней части кузова и прицепом для перевозки наших инструментов и прочего скарба. За исключением этого шикарного транспорта гастрольный тур ничем не отличался от тех концертов, что мы давали раньше.
Но при этом все было совершенно иначе. Во-первых, непонятно почему, сингл "Живой" сразу же стал хитом. Даже на протяжении двухнедельного тура нарастала его популярность, и ее отголоски мы чувствовали на каждом последующем выступлении. Сами концерты проделали путь от площадок с неплохой заполняемостью до полных залов, до аншлаговых шоу, до того, что очереди уже огибали здания, до того, что пришлось появиться ребятам из пожарной охраны. И все это в течение двух недель.
И энергетика. Она была словно живой огонь, будто все в зале знали, что мы уже на грани, и хотели стать частью этого, частью нашей истории. Казалось, что мы все вместе принимали участие в каком-то таинстве. Может быть, поэтому то были лучшие, самые безумные, самые потрясные концерты, которые мы когда-либо давали — бесчисленное количество ныряний со сцены в толпу, публика, которая громко подпевала, хотя никто из них прежде не слышал ни одной из наших новых песен. И я чувствовал себя великолепно, я чувствовал себя оправданным, потому что, не смотря на то, что успех группы был просто подвернувшейся удачей, я хотя бы ничего не запорол в этот раз.