Куда она ушла

Конечно, все закончилось тем, что я все равно сломался перед ней. Когда я, наконец, смог увидеть ее в первый раз, меня чуть не вырвало. Ее кожа была настолько бледной, почти прозрачной как бумажная салфетка. Глаза заклеены лентой. Трубки торчали почти из всех частей тела, восполняя кровь или откачивая жидкость и прочую жуткую хрень из ее организма. Стыдно признаться, но когда я впервые зашел туда, мне захотелось убежать.

Но я не мог. Я бы не стал. Поэтому вместо этого, я просто сфокусировался на тех частях ее тела, что все еще выглядели как раньше — ее кисти. Да, к ее пальцам были подключены датчики, но сами кисти все еще выглядели по-прежнему. Я прикоснулся к кончикам пальцев ее левой руки, на ощупь они были потертыми и гладкими, как старая кожа. Я погладил мозоли на ее больших пальцах. Ее руки были ледяными, впрочем, как всегда, поэтому я решил согреть их, как всегда.

И как раз, когда я растирал ее руки, меня пронзила мысль о том, как же хорошо, что они не пострадали. Потому что без рук, не было бы музыки, а с потерей музыки, она бы потеряла абсолютно все. И я помню, как подумал, что Мии тоже следовало бы это понять. Ей нужно напомнить, что ей есть к чему возвращаться — к музыке. Я выбежал из ОИТ, частично опасаясь того, что я могу уже больше никогда не увидеть ее живой, но, зная, что я обязан это сделать. Вернувшись, я поставил ей Йо-Йо Ма.

И тогда же я дал ей обещание. Обещание, которое она вынудила меня сдержать.

Я все сделал верно. Сейчас я это осознаю. И всегда должен был осознавать, но было так трудно разглядеть это сквозь пелену своей злости. И если она злится, ничего страшного. Даже если ненавидит меня, тоже ничего. То, что я попросил ее сделать, было эгоистично, даже если, в конечном счете, стало самым бескорыстным поступком, который я когда-либо совершил. Самым бескорыстным поступком, который я совершаю до сих пор.

И я бы сделал это вновь. Сейчас я это тоже осознаю. Я бы дал ей это обещание еще тысячу раз и потерял бы ее еще тысячу раз, только чтобы услышать ее вчерашнюю игру или чтобы увидеть ее в утреннем зареве. Или даже без этого. Просто чтобы знать, что она где-то там. Живая.

Миа наблюдает, как я теряю последние остатки самообладания пред лицом всего променада. Она является свидетелем того, как разверзается расщелина, из которой вытекает лава, мощный взрыв того, что по ее мнению, наверное, выглядит как скорбь.

Но это не слезы скорби. Это слезы благодарности.

Глава двадцатая

Все закончилось, меня поднимают

Тишины вечерней настало время

Ковер клевера подо мной расстилают

Иначе не вынести мне это бремя

«ТИШИНА»

«ВОЗМЕЩЕНИЕ УЩЕРБА», ТРЕК 13

Взяв себя в руки и успокоившись, я вдруг ощущаю, что руки и ноги словно одеревенели. Глаза начинают слипаться. Я только что выпил гигантскую кружку крепкого кофе, а такое чувство, что туда подсыпали снотворного. Я мог бы прилечь прямо здесь, на этой скамейке. Я поворачиваюсь к Мии и говорю, что мне нужно поспать.

- Моя квартира в нескольких кварталах отсюда, — отвечает она. — Можешь поспать там.

У меня сейчас такое пассивно-спокойное состояние, какое обычно бывает после того, как основательно проплачешься. Последний раз я испытывал нечто подобное, когда был ребенком, очень чувствительным ребенком, который мог реветь из-за какой-нибудь несправедливости до тех пор, пока мама не уложит спать. Я представляю Мию, укладывающую меня в детскую кроватку и накрывающую одеялом с изображением База Светика до самого подбородка.

Утро уже в полном разгаре. Люди проснулись и торопятся по своим делам. По мере нашего продвижения тихий жилой квартал сменяется торговым, заполненным бутиками и кафе, и, конечно, хипстерами, облюбовавшими их. Меня узнали. А я не задумываюсь даже об элементарной конспирации — будь то солнечные очки или кепка. Я вообще не пытаюсь скрываться. Миа умело лавирует меж заполоняющими тротуар людьми и затем резко сворачивает на покрытую листьями улочку, пестрящую роскошными особняками и кирпичными зданиями. Она останавливается у небольшого домика из красного кирпича.

- Дом, милый дом. Его мне сдает в аренду один профессиональный скрипач, который сейчас играет в Венской Филармонии. Здесь я живу уже целых девять месяцев — для меня это рекорд!