Куда она ушла

– Боюсь показаться грубым, – говорит он, – но что ты делаешь на Бруклинском мосту в субботу в полседьмого утра? Заблудился?

– Нет. По крайней мере, уже нет.

Стонет Мик Джаггер, и мне уже буквально приходится закусывать губу, чтобы не начать ему подпевать. Было время, когда я без музыки никуда не ходил. А потом вдруг получилось, как и со всем остальным, – либо да, либо нет. Но теперь я скажу «да». Теперь мне это нужно.

– Могу я попросить вас об одном безумно большом, да и просто безумном одолжении? – спрашиваю я.

– Дааа?

– Не дадите мне свой айпод? Всего на денек. Скажите, как вас зовут и адрес, и я отправлю его обратно курьером. Клянусь, что к завтрашней пробежке он будет у вас.

Мужчина качает головой и хохочет.

– Одна пробежка в неделю – уже достаточный напряг для меня, но да, бери. Только у меня в доме звонок не работает, так что отправь Нику в «Южное кафе» на Шестой авеню в Бруклине. Я там каждое утро бываю.

– Ник. «Южное кафе». Шестая авеню. Бруклин. Не забуду. Даю слово.

– Я верю, – говорит он, сматывая провод от наушников. – Правда, боюсь, «Падающей звезды» тут нет.

– Так даже лучше. Верну к вечеру.

– Не беспокойся, – отвечает он. – Я перед выходом зарядил полностью, так что хватит еще где-то… на час. Он уже древний как динозавр, – мужчина тихонько усмехается и убегает, махнув мне рукой даже не глядя.

Я вставляю наушники; айпод и правда уже еле жив. Думаю, что надо будет купить ему новый и отправить вместе с этим. Смотрю в библиотеку: тут есть все, и Чарли Паркер[20], и Minuteman[21], и Yo La Tengo[22]. И столько всяких плей-листов. Я выбираю тот, что называется «хорошие песни». Услышав фортепианную импровизацию, с которой начинаются «Челленджеры» от New Pornographers[23], я понимаю, что оказался в надежных руках. За ними идет кое-что из Эндрю Берда[24], затем крутейшая песня Билли Брэгга[25] и Уилко, которую я не слышал уже несколько лет, а после нее – «Чикаго» Суфьяна Стивенса[26], которую я любил, но перестал слушать, потому что она слишком сильно меня будоражила. Но сегодня она прямо в тему. Это все равно что принять холодную ванну после лихорадки, музыка помогает унять зуд всех тех вопросов, на которые не найти ответа, которыми я уже просто больше не могу себя изводить.

Я врубаю на полную громкость, так что даже мои измученные барабанные перепонки сотрясаются. К тому женачинает шуметь просыпающийся центр Бруклина – грохочут металлические решетки, пыхтят автобусы – все это вместе охренеть как громко. Так что когда в этом гвалте раздается голос, я его едва слышу. Но это он, голос, к которому я прислушивался все эти годы.

– Адам! – кричит он.

Я поначалу даже поверить не могу. Выключаю Суфьяна. Оборачиваюсь. И вот она стоит передо мной, а по лицу бегут слезы. Она снова произносит мое имя, и это как будто бы первое слово, которое я услышал за всю свою жизнь.

Я отпустил. Правда. Но вот она. Стоит передо мной.

– Я думала, что потеряла тебя. Я вернулась и стала искать тебя на мосту, но не увидела, подумала, что ты ушел обратно в Манхэттен, мне пришла в голову идиотская идея обогнать тебя на такси и поймать на той стороне. Я знаю, что это эгоистично. Я слышала, что ты сказал там, на мосту, но мы не можем это вот так оставить. Я не могу. Второй раз-то. Надо попрощаться иначе. Лу…

– Мия? – перебиваю ее я. Мой голос вопрошающий и нежный. И она тут же прекращает свое бормотание. – Как ты узнала?

Вопрос этот звучит как гром среди ясного неба. Но она сразу понимает, о чем я.

– А, это. Все сложно.

Я начинаю пятиться. Я не вправе спрашивать, она не обязана отвечать.

– Ничего. Все в порядке. Я в порядке.

– Нет, Адам, постой.

Я останавливаюсь.

– Я хочу тебе сказать. Мне это необходимо. Просто мне нужно выпить кофе, чтобы собраться и все объяснить.

Мия выводит меня из центра в исторический район, в пекарню на мощенной булыжником улице. В окнах темно, дверь заперта – судя по всему, закрыто. Но она стучит, и меньше чем через минуту мужчина с огромной копной волос и бородой, испачканной в муке, распахивает перед нами дверь, увидев Мию, выкрикивает bonjour и расцеловывает ее в обе щеки. После того, как она представляет меня Хассану, он скрывается в пекарне, оставляя дверь открытой, и утренний воздух наполняется ароматом масла и ванили. Через какое-то время он возвращается с двумя большими стаканчиками кофе и пакетом из коричневой бумаги, который уже начал пропитываться маслом. Мия подает мне стаканчик, я снимаю крышку и вижу черный дымящийся кофе – как я люблю.