Куда она ушла

Этот звук мне неприятен. Его монолитная природа меня дезориентирует. На несколько гигов мы сменили свои обычные мониторы на наушники. Звук был идеальный, как в студии, рев толпы оказался полностью блокирован. Но в некотором смысле так вышло лишь хуже. Я и так не чувствую с аудиторией никакой связи – из-за расстояния, разделяющей нас огромной сцены, армии охранников, сдерживающих все попытки прорваться к нам, чтобы потрогать или нырнуть в толпу со сцены, как бывало раньше. Но больше всего мне не нравится, что я не могу расслышать один конкретный голос. Не знаю. Может, я все еще к нему прислушиваюсь.

Хотя время от времени, когда я или Майк делаем паузу, чтобы подстроить гитару, или кому-нибудь надо попить воды, я вслушиваюсь, чтобы выделить какой-нибудь голос. И иногда это мне удается. Получается расслышать, как кто-нибудь выкрикивает название песни, орет «Я тебя люблю!» или нараспев произносит мое имя.

Стоя на Бруклинском мосту, я вспоминаю эти выступления на стадионах и сопровождающий их ураганный рев белого шума. Я и сейчас слышу в голове такое же завывание, такой же бессловесный рев. Мия уходит, а я пытаюсь ее отпустить.

Но есть тут и кое-что еще. Тихий голосок, пытающийся прорваться через этот шум, пронзить рев пустоты. Вот он становится все сильнее, и это оказывается мой голос, на этот раз он задает вопрос: «Откуда она знает?»

18

Счастлива ли ты в своем страдании?

Спокойно ли тебе в твоем

одиночестве?

Это все, что у нас осталось общего,

Это последнее мое утешение.

«Тоска»

«Косвенный ущерб», трек № 6

Мия ушла.

Мост похож на корабль-призрак из другой эпохи, хотя на нем уже появляются люди из двадцать первого века, любители утренних пробежек.

А я… Я опять один.

Но я еще жив. Я еще дышу. В некотором смысле я в порядке.

Но мой вопрос набирает обороты и громкость: откуда она знает? Я ведь никому и никогда не рассказывал о том, о чем я ее просил. Ни медсестрам. Ни бабушке с дедушкой. Ни Ким. Ни самой Мие. Откуда же?

Я сделаю все, что захочешь, ты только останься. Уйду из группы, поеду с тобой в Нью-Йорк. А если захочешь, чтобы я ушел, то я и на это согласен. Может, возвращаться к старой жизни тебе будет слишком больно, может, проще будет стереть все воспоминания о нас. Это было бы хреново, но я согласен. Я согласен буду вот так тебя потерять, если только не сегодня. Я тебя отпущу. Если ты останешься.

Так звучала моя клятва, которая стала моей тайной. Моим бременем. Моим стыдом. И то, что я просил ее остаться. И то, что Мия послушала. После того, как я это ей пообещал и включил отрывок в исполнении Йо-Йо Ма, мне показалось, что она услышала. Мия сжала мою руку, и я думал, что дальше будет как в кино, но больше ничего не случилось. Она не очнулась. Но все равно это оказалось ее первое сознательное движение; она продолжала сжимать руку, на секунду-другую приоткрывала глаза, потом все дольше и дольше. Медсестра объяснила, что ее мозг похож на птенца, который пытается выбраться из скорлупы, и эти пожатия были предвестниками того, что через несколько дней она проснулась и попросила воды.

Когда мы впоследствии обсуждали события той недели, Мия говорила, что она прошла как в тумане. Что она ничего не помнила. И я не собирался рассказывать ей о данном мной обещании. О том, которое в итоге оказался вынужден держать.

Но она знала.

Неудивительно, что она меня ненавидит.

По каким-то странным причинам я испытываю от этого облегчение. Я устал носить эту тайну в себе. Ужасно устал винить себя за то, что заставил ее жить, и злиться на то, что она делает это без меня, и чувствовать себя лицемером из-за всего этого бардака.

Какое-то время я еще стою на мосту, позволяя ей уйти, а потом и сам прохожу оставшиеся метры. Я видел, как внизу проезжало довольно много такси, так что хоть я и не знаю, где я, я не сомневаюсь, что в отель меня отвезут. Но спустившись, я оказываюсь на некой площади, машины там не ездят, так что я останавливаю какого-то бегуна, мужчину среднего возраста, который, тяжело дыша, догоняет меня с моста, и спрашиваю, где можно поймать такси. Он показывает в сторону скопления зданий.

– В рабочие дни там обычно очередь. Про выходные не знаю, но наверняка где-нибудь там сядешь.

Чтобы поговорить со мной, он вынул наушники от айпода, а на паузу не поставил. Я слышу группу «Фугаци». Он бегает под «Фугаци», это уже самый конец «Чемпиона оспы». Потом песня сменяется на «Диких коней» «Роллинг Стоунз». И музыка вдруг оказывается все равно что кусок свежеиспеченного хлеба на голодный желудок или как дровяная печка в холодный день. Она льется из наушников и манит меня к себе.

Мужчина смотрит на меня.

– Ты Адам Уайлд? Из «Падающей звезды»? – спрашивает он. Не фанатично, а просто с любопытством.

А мне большого труда стоит отвлечься от музыки и перевести внимание на него.

– Да, – говорю я, протягивая руку.