Куда приводят мечты

Подняв руку, я взглянул на нее. Да, боль здесь определенно существовала. И кровь. Я смотрел, как она медленно сочится из мест укусов.

«Потусторонний мир», — думал я. Это казалось насмешкой.

Нет плоти, но есть боль и кровь.

ЕСТЬ ТОЛЬКО СМЕРТЬ!

Я поднял глаза и увидел, что Энн плачет. Она шла по комнате, пошатываясь, и по ее щекам катились слезы. Я смотрел, как она повалилась на диван, прижав к глазам левую руку.

Теперь боль в руке казалась ничтожной по сравнению с накатившим на меня новым приступом отчаяния. Я снова машинально направился к Энн, но резко остановился, когда Джинджер подалась в мою сторону. Теперь в ее рычании слышался яростный хрип, говорящий о сильном возбуждении. Я поспешно отступил назад, а Энн подняла на меня глаза. На ее лице отразился ужасный гнев.

— Вы уйдете наконец? — выкрикнула она.

Я медленно отступал назад, наблюдая за Джинджер. Когда она улеглась на пол в напряженной позе, я остановился. Оглянувшись, я увидел, что стою около банкетки перед фортепиано. Попятившись назад, я медленно на нее опустился, не сводя взгляда с собаки.

— Мне нужен Крис, — рыдая, пробормотала Энн. Я уставился на нее, чувствуя себя совершенно беспомощным.

— Я хочу, чтобы он вернулся. Он нужен мне, — молвила она. — Где он? О Господи, где он?

Я судорожно сглотнул. В горле пересохло; было больно. Рука болела от укуса. Возможно, я снова был живым. Этот уровень невероятно близок к жизни. И все же страшно далек — присутствуют лишь мучительные ощущения, никаких положительных эмоций.

— Расскажите мне о нем, — услышал я собственный голос.

Не знаю, зачем я это сказал. Теперь мне приходилось напрягаться. С каждым проходящим мгновением следующее усилие давалось с трудом.

Она продолжала рыдать.

— Как он выглядел? — спросил я.

И снова я понимал, что затеваю. Не знал только, получится ли. С чего бы вдруг? Раньше не получалось.

И все-таки я продолжал.

— Он был высоким? — спросил я.

Она судорожно вздохнула, вытирая слезы со щек.

— Да?

Она порывисто кивнула.

— Таким же, как я? — спросил я.

Она не ответила. Послышалось судорожное рыдание.

— У меня рост шесть футов два дюйма. Он был таким же?

— Выше.

Она сжала губы.

Я проигнорировал ее реакцию.

— Какого цвета у него были волосы? — спросил я.

Она потерла глаза.

— Какого цвета?

— Уходите, — пробурчала она.

— Я лишь пытаюсь помочь.

— Мне нельзя помочь.

Сквозь стиснутые зубы.

— Помочь можно всякому, — возразил я. Она равнодушно посмотрела на меня.

— Если человек попросит, — добавил я.

Она опустила глаза. Дошло ли хоть в какой-то степени до ее сознания значение моих слов? Я задал следующий вопрос.

— Он был светловолосым? Она коротко кивнула.

— Как я?

Она вновь стиснула зубы.

— Нет.

Я поборол сильное желание оставить свои попытки, встать, выйти из дома, вернуться в Страну вечного лета и выждать. Все это казалось совершенно безнадежным.

— Чем он занимался? — спросил я.

Она не открывала глаз. Из-под сжатых век лились слезы и скатывались по бледным щекам.

— Я слышал, он писал для телевидения. Она что-то пробормотала.

— Это правда?

— Да.

Снова сквозь стиснутые зубы.

— Я тоже пишу для телевидения, — сообщил я. Мне казалось невероятным, что она не видит связи.

Ведь все так очевидно. Но она этого не видела. Во всей полноте раскрылся передо мной смысл фразы: «Слеп лишь тот, кто не желает видеть».

Мне хотелось уйти. Но я не мог ее оставить.

— У него были зеленые глаза? — с усилием спросил я.

Она слабо кивнула.

— У меня тоже, — сказал я. Ответа не было.

Я порывисто вздохнул.

— Энн, разве не видишь, кто я такой? — с мольбой произнес я.

Она открыла глаза, и еще на один миг у меня возникло ощущение, что она меня узнала. Я сжался, подавшись к ней.

Но она отвернула лицо, и я вновь содрогнулся. Боже правый, есть ли на небесах или в аду способ до нее достучаться?

Она быстро повернулась ко мне.

— Зачем вы меня мучаете? — жалобно спросила она.

— Пытаюсь объяснить вам, кто я такой.

Я ждал от нее неизбежного вопроса: «Кто вы такой?» Но вопроса так и не последовало. Вместо этого она рухнула обратно на диван, закрыв глаза и медленно покачивая головой из стороны в сторону.

— У меня ничего нет, — сказала она. Непонятно было, разговаривает ли она с собой или со мной. — Муж умер. Дети выросли. Я совершенно одна. Всеми покинута. Будь у меня смелость, я бы с собой покончила.

Ее слова меня ужаснули. Совершить самоубийство и оказаться в месте, настолько жутком, что это заставило ее помыслить о самоубийстве. Искаженное, неумолимое отражение внутри отражения.

— Я чувствую себя такой осоловелой, — сказала она. — Такой усталой и осоловелой. С трудом передвигаю ноги. Сплю и сплю, а просыпаюсь всегда изможденной. Чувствую внутри пустоту. Опустошенность.

Мне вспомнились слова Альберта, и это было мучительно. «Вот что происходит с самоубийцей, — говорил он. — Ему кажется, что его выдолбили изнутри. Поскольку его физическое тело преждевременно исчезает, пустоту заполняет эфирное тело. Но это эфирное тело дает ощущение пустой скорлупы в течение всего времени, пока должно было существовать физическое тело».