Учиха коротко вздохнул, наклонился ко мне (тройной кульбит сердца с угрозой пролома ребер), а потом зашептал (кровь обратилась лавой и поднялась до щек):
- Охраняю. Твои техники вызвали большой интерес.
- Хочешь сказать, что кто-нибудь мог бы пробраться и хапнуть мои глаза? – пересохшими губами, едва не касаясь его мочки, так же тихо, почти что, одним дыханием, спросила я.
- Такой возможности я не исключал, – честно ответил парень.
- Ты уверен или решил подстраховать меня? – нахмурилась я, сомневаясь, что кто-то вот так беспардонно, в центре штаба (ну, наверное, в центре) подойдет, да и заберет мои зенки.
- Второе, – спокойно сказал Учиха, и от его близости по спине пробежал табун мурашек. Он заботился обо мне. Непонятно почему, но заботился.
- Итачи, мне нужно очень серьезно поговорить с тобой, – решилась я ответить заботой на заботу, хотя, кого обманываю, все равно бы сделала это, даже отнесись он ко мне, как к табуретке или стене. О нет, неужели я думаю в Харуно-style? – Но я не хочу, чтобы разговор подслушал какой-нибудь Зецу или еще кто…
Учиха понимающе кивнул, а потом отстранился:
- Сначала, пей.
Я отпила небольшой глоток, пробуя жидкость на вкус. Иу! Гадость!!! Сморщившись, укоряюще глянув на Учиху, не дыша, залпом опрокинула все снадобье. Взяв стакан, Итачи поставил его обратно, посмотрел на дверь, активируя шаринган, наверное, проверяя, есть ли кто за ней, чему-то кивнул и повернулся ко мне, убирая клановую технику.
Взглянув мне в глаза, он снял плащ Акацук.
Зачем??? Зачем меня так мучить? Что за садизм?
Я завороженно уставилась на его обнаженный торс и грудь, испещренные шрамами. Держите меня. Спасите меня. Злоумышленник, я не против сама выколоть себе глаза, о цене договоримся. Видеть вот это и не иметь права прикоснуться иначе, как случайно, ужасно жестоко.
- Что случилось? – спросил Учиха, заметив каменное выражение моего лица, лучшую защитную реакцию на все случаи.
- Ничего, задумалась, – нашлась я, благодаря всех возможных богов за то, что голос не дрогнул.
Итачи ничего не сказал и лег рядом, поверх одеяла. Мучитель. Приподняв меня, подложил свою руку, сдвинул чуть вниз, так, что губы оказались прямо возле его уха, а нос зарылся в волосы, касаясь кончиком виска. Сейчас взвою. Инквизитор!!!
Сглотнув, я обняла его одной рукой, надеясь, что не слишком прижимаюсь к нему, и биение моего сердца не сдает меня с потрохами.
- Говори, – шепнул Учиха.
Я начала с самого начала, так сказать, с истоков. Сказала, что знаю его историю и цели, а потом пересказала все события, которые навлекут его решения, что станет с Саске, кто такой Тоби, что у него за план, зачем ему понадобятся джинчурики, о его смерти, о войне, о Наруто, словом, вообще все. Как хорошо, что я помню мангу, и память эта закреплена аниме.
Думаю, я рассказывала где-то два часа. Итачи спрашивал, уточнял, пару раз даже проверил меня коварными вопросами (я не обижалась, понимая, что доверие в таком деле действительно нужно заслужить и подтвердить). Отвечая, честно говорила о том, что знаю точно, в чем не уверена, а что неизвестно совсем.
Наконец, мы замолчали, рассказывать уже было нечего, но я все равно не спешила отстраняться, пригревшись и дыша его пряным ароматом.
- Акумэ…-чан, – позвал Учиха, когда я уже начала задремывать, воспользовавшись тем, что сам он не отодвигается.
Это «чан» буквально встряхнуло меня, отогнав сон. По секрету Маша сказала мне, что Сасори-сама называет ее с этим суффиксом, и какие чувства это у нее вызывает, а теперь, кажется, я ее поняла.
- Да?
- Чем я могу отплатить за те знания, что ты мне подарила? – он внезапно повернулся на бок, и наши лица остались разделять какие-то жалкие миллиметры.
Я улыбнулась:
- Ты только что сам себя опроверг. Подарок не требует платы, Итачи.
- И все же? Что я могу сделать для тебя? – не отступил Учиха, серьезно глядя мне в глаза.
- Ничего, – сдавленно ответила я, осознавая, что его ко мне не тянет. Даже сейчас, когда мы лежим так близко, его губы почти касаются моих, он остается серьезным и пытается благородно действовать по принципу «услуга за услугу». От этого стало как-то гадко и противно. Требовалось немедленно разрушить эту сладкую пыточную. – Мне ничего не нужно. Если ты ничего не хочешь больше узнать, я бы поспала.
Выражение его лица изменилось, реагируя на мой отчужденный тон. Внимание затянулось холодом отчужденности, Итачи откатился и поднялся на ноги, лишая меня тепла своего тела.
- Конечно. Отдыхай.
Есть, сэр!
Я не слышала, как он вышел, но чувствовала, что осталась одна. Уткнувшись в подушку, накрылась одеялом с головой, выждала еще минуты три, накручивая в себе злость, а потом глухо беззвучно заплакала, сотрясаясь телом, обманывая себя, что это слезы злости, а не обиды и самоунижения.