Куда приводят сундуки

На Селезнёвской улице, около палатки с мороженым, стояла Ирина мама, тщательно изучая ассортимент московских хладкомбинатов. На ней было длинное чёрное пальто из какой-то очень мягкой ткани, замечательно приталенное, чёрные кружевные перчатки, на голове – всё тот же чёрный шарф, живописно накрученный. В руках она держала плоский матерчатый несессер, расшитый стеклярусом, который щедро одаривал прохожих солнечными зайчиками.

Дама купила вафельный стаканчик и медленно пошла в сторону Екатерининского парка. Я оставалась на противоположной стороне улицы и с улыбкой наблюдала, как все пешеходы мужского пола, шедшие ей навстечу, неизменно потом оборачивались. А она плыла, наверное, в своём образе, безразличная, ни на кого не обращая внимания.

Мечта художника! Я перешла на её сторону улицы.

– Здравствуйте, Вы меня помните?

– Ваш визит забыть невозможно, – высокомерно ответила дама, не здороваясь.

Но я решила не обращать внимание на эти мелочи.

– Да, я думаю, что доставила тогда немало хлопот… Как ваши дела?

– Дела? Какие у меня могут быть дела? Вот, вышла пройтись, погреться на солнце.

– А я иду навестить свою бабушку, это рядом.

– Как приятно! А я подумала, что Вы следите за мной.

– Нет, не слежу. А как Ирина?

– Ирина у своего отца, в Салтыковке. Её отец теперь писатель. Сочиняет какую-то ересь, а Ирина печатает под его диктовку. Вот у них и спрашивайте про дела.

– Я не знаю, где находится Салтыковка. Я – Вера, если Вам интересно.

– Нет, мне это совершенно не интересно. Посетите их, если желаете. Им всё интересно.

– Хорошо, давайте адрес, у меня ближайшие выходные свободны.

– Я уже дала! Салтыковка. Платформа Салтыковка. Кажется, Курский вокзал. Вы сойдёте с платформы и смело идите по самой большой улице. Будет поворот… Больничный переулок… Или Докторский… Что-то вроде этого… И вот в этом переулке стоит ропетовский теремок, где Вас, наверное, и будут ждать. Именно теремок, совершенно не похож на другие дома.

– А почему ропетовский?

– А потому что он построен в стиле архитектора Петрова.

– ?

– Неужели не ясно: Петров переименовал себя в Ропета в прошлом веке и тем самым обессмертил свои творения. Ну, полистайте дома какую-нибудь энциклопедию, найдёте. В энциклопедиях говорится обо всём.

– А номер дома?

– Я не помню номера дома, но клянусь, что Вы не заблудитесь. И передайте им, что я не скучаю… И, кстати, ваш сундук – там, в Салтыковке, на даче номер десять. Я его туда отправляла с грузчиками лет пять назад…

– Вы бы мне сразу сказали…

– А вот не сказала, представьте себе! – дама перешла на крик, и я поняла, что встреча подошла к своему логическому завершению.

– Благодарю, мадам, – ответила я с деланной улыбкой.

Мадам? Это вместо реверанса? Ирина мама действовала на меня магически. Мне уже не хотелось никакого сундука, рядом со словами «Салтыковка, Медицинский переулок», которые я записала в тетради, я поставила большущий знак вопроса моей любимой красной ручкой.

А потом решила ехать. Просто собралась в одночасье и села в пригородную электричку Горьковского направления. Я подумала, что если не найду теремка, какого-то ропетовского, то уж погуляю во всяком случае. Давно не гуляла безо всякой цели! Да и вообще все мои прогулки этой зимой ограничивались уроками физкультуры в парке: когда не хотелось ехать с классом на лыжах, я просто вышагивала челноком по аллее.

На кухне всё было готово к вечерней диктовке: механическая печатная машинка, ровесница отца (отец не доверял современной электронике), две большущие чашки крепкого чёрного чая, с половиной содержимого сахарницы – каждая, раскрытые тетради, испещрённые стремительным отцовским почерком с разноцветными пометками: стрелками, кружками, палочками и какими-то раковинами неизвестных науке моллюсков прямо поверх текста; плоская хрустальная ваза, давно приспособленная под сухарницу…

Отец уже ходил по кухне, руки в карманах. Иногда он останавливался и, чуть приседая, наклонял корпус назад и вперёд, как будто кланяясь или раскачиваясь. Одновременно он морщил лоб и надувал щёки…

– Пап, мне не нравится в предыдущей главе их разговор… Помнишь, ты говорил, что у тебя однажды их диалог уже не складывался: может, им вообще не надо пока ничего обсуждать, как думаешь?

– Разговор? Ты права. Давай уберём его полностью. Действительно, ещё успеют наговориться. Я вот что решил: мы их сегодня посадим в поезд, а уже в поезде подкинем им яблочко раздора. Как тебе? И вот очень меня будет в сложившейся ситуации интересовать, что они наврут друг другу теперь, эти герои.

– А я бы их до самого конца в полном молчании довезла, а уже там, утром…

– Сейчас посмотрим. Давай так: «Ленинградский вокзал пустел. Мурманский поезд…»

Стук в дверь прервал диктовку. Отец застыл посреди кухни, удивлённо подняв брови. Пёс молча вылез из-под обеденного стола, зевнул, потянулся и начал оглашать дом грозным лаем. Ирина и отец переглянулись.

– Ну и охранника ты привела, – улыбнулся отец, направляясь к входной двери.