Куда пропали снегири?

В конце концов меня это начинало раздражать. Ворвалась в мою жизнь, назначила встречу у метро «Тургеневская», опоздала, я прождала двадцать минут, и вместо элементарного чувства вины — напор, и ничего, кроме напора. Говорит со мной начальственным тоном с какой-то установкой на мою от неё зависимость. По какому праву? Ну и что, что бывшие соседи? Она давно переехала с мужем в новый район, общение перешло на уровень вежливости: поздравить с Новым годом, позво­нить и узнать, все ли здоровы, иногда под настроение поговорить «за жизнь». Так нет, позвонила чуть свет: «Жду тебя у "Тургеневской" - неотложное дело».

-   Я слушаю тебя, Ира, только, пожалуйста, объяс­ни всё толком.

-   Если толком, то надо рассказывать долго и в под­робностях. А у меня на это времени нет.

-   Ну хорошо, что ты от меня хочешь?

-   Я хочу, чтобы мы с тобой в эту субботу поехали на дачу к одной общей знакомой. Дача далеко, а пото­му с ночёвкой. Уедем в пятницу вечером, переночуем, а в субботу вечером домой. Знакомую зовут Лена. Помнишь, как-то была у нас в гостях - высокая, пол­ная, Леной зовут, парикмахерша из салона?

-   Помню Лену. Только у неё дачи нет, она вообще с мужем в Америку укатила уже два года назад.

-   Ну и ладно, кто это знает? Мы едем к Лене на да­чу. С ночёвкой.

Потихоньку начинаю прозревать. Мы не едем на дачу, а вроде как едем. Меня берут в сообщники. Со мной хотят договориться.

-   Костя? Я ему должна позвонить и всё сказать?

-   Да не надо звонить. Вот именно - не звони. А то мы на даче, а ты звонишь: "Костя, позови Иру..." По­лучится накладка.

Теперь мне уже всё понятно. Ира закрутила какой-то роман, она хочет вырваться на свободу из-под муж­ниной опеки. А я должна затаиться, не звонить, не на­портить. Она, Ира, со мной на даче.

Ничего мне это не стоило. Ира смотрела на меня твёрдым немигающим взглядом. Она будто не об одолжении просила, а приказывала, требовала. И я для самой себя неожиданно сказала:

-   Нет. Не могу. Обойдись, пожалуйста, без меня. Врать не буду.

Вот на это она не рассчитывала. Да и я, честно ска­зать, тоже. Упрямство моё было скорее всего от её на­пора. Вот если бы попросила, поуговаривала...

-   Не можешь? Врать не хочешь? Конечно, враньё дело низкое, только такие, как я, могут врать. Прости, что побеспокоила. До свиданья.

Пошла, не оглядываясь. Как я жалела потом о сво­ей «принципиальности». Хотела позвонить, повинить­ся, но теперь уже и боялась напортить. А вдруг мы всё-таки на даче у Лены? Вдруг Ира поторопилась и сказала Косте о нашем отъезде до моего согласия?

Прошло время. Много времени. Мы разошлись, мы теперь уже не звонили друг другу. Женские пустяко­вые конфликты имеют склонность к долголетию. И вдруг - звонок:

-   Это я, Ира. У меня юбилей, приглашаю. Костя то­же будет рад.

Ира встретила сердечно, сделала вид, что забыла ту злополучную встречу у «Тургеневской». Я подыграла ей, что теперь вспоминать? Столько лет прошло, лет семь, не меньше. Семь лет - это целая жизнь.

Костя был человеком мягким, спокойным, большим трудягой. Окончил иняз, специализировался на технических текстах, переводил учебники. Ира всегда немного им понукала. Но он сносил это безболезнен­но, иногда даже потехи ради подставлялся. Говорили о том, о сём, как всегда в застолье, бестолково и од­новременно. Ира наготовила всякого, стол ломился от разносолов, но была она несколько потухшей, без её обычной взвинченной весёлости, такая уставшая от жизни, томная дама...

А на кухне, когда оказались на минуточку наедине, она вдруг сжала мне до боли руку и выдохнула:

-   Плохо мне...

-   Приезжай, - сказала я. - Приезжай завтра, нам надо поговорить.

И вот говорим. Сидим друг перед другом, и чайник на плите начинает уже нетерпеливо присвистывать, напоминая о том, что и он готов поучаствовать в на­шей беседе.

Первая любовь редко кончается свадьбой. А у них именно так получилось. Познакомились в юношеском турпоходе. Слёт туристов, конкурс самодеятельной песни. Ира - старшеклассница, Костя - студент пер­вого курса, гитарист, немного поэт. Завертелась счастливая, заполошная жизнь. Всё в ней было пре­красно. Костя писал Ире стихи, а когда в весёлой ком­пании пел под гитару, не сводил с Ирины глаз. Папа с мамой Костю полюбили, чистенького, вежливого, услужливого. А Ира чувствовала себя с ним принцес­сой рядом с пажом, он взгляда её боялся, любой каприз выполнял, не стеснялся прослыть подкаблуч­ником. И - понесли обвешанные шарами «Волги», од­на - белая, другая - чёрная, Ирину и Костю навстречу семейной жизни. Конечно, счастливой, конечно, без­облачной, конечно, не такой, как у всех. Попели ещё немного под гитару, сходили пару раз в походы, да и довольно. Подошло время Ирининого декрета.