Куда смотрит прокурор?

– Жан Силович, дорогой, согласитесь, не я лично произвел тот переворот в нашем отечестве, в результате которого и переменились отношения прокуратуры и адвокатуры. Не я лично виноват, что в отличие от незабвенных советских времен прокурор в суде теперь не громовержец и единственный вершитель судеб, а одна из конкурирующих и равноправных фигур судебного процесса. И тут уж – кто кого. Не моя вина, что многие из ваших сотрудников к таким переменам оказались совершенно не готовы. Одни в силу слабой квалификации, а другие потому, что им бы в прокуратуру вообще лучше не соваться. У них природная конституция не та – нервишки ни к черту, сообразительность как у милиционера, а уж к публичным действам и поединкам они вовсе не приспособлены.

– А вы о себе не слишком много думаете? – грубовато прервал его Туз, которому на самом-то деле нечего было возразить. Прав был этот субъект, со всех сторон прав.

– Много, – кротко кивнул Шкиль. – Но, могу признаться, не слишком хорошо. Я человек сомневающийся в отличие от некоторых ваших сотрудников… Знаете, если в детском саду к детям, которые уже начали ходить, запускают ребенка, который еще только ползает, то очень скоро ползать начинают и те, кто еще недавно ходил. Точно так же и во взрослых человеческих сообществах. Люди развитые при накоплении вокруг большого количества людей малоразвитых начинают опускаться и деградировать. И самое интересное – очень редко бывает наоборот – чтобы ползающие научились чему у одного прямостоящего. Они его подчиняют себе.

Туз угрюмо выслушал по сути издевательскую речь адвоката, полную нехороших намеков, но сдержал себя. Адвокат, видимо, принял его молчание за поощрение и продолжал заливаться соловьем:

– Я тут каким-то манером оказался на одном мероприятии с участием многих известных в прошлом наших коллег из правоохранительных органов. Говорили они все взволнованно. Справедливо, правильно говорили… Но знаете, чувствовалась в их высоких речах какая-то червоточина, которая мешала мне их пафос разделить. Я даже не сразу сообразил, в чем загвоздка. А потом до меня дошло: а все они – неудачники. Обиженные люди, оттесненные ныне на обочину. И потому в словах их, даже самых умных и справедливых, прежде всего слышишь обиду, раздражение, злость… Этакий сварливый старческий задор. И потому совершенно не хочется с ними соглашаться, хотя, еще раз повторяю, правы эти люди во многом! Но вот присоединяться к ним никак не хочется. Они вроде бы и живые, а голоса их как будто с того света уже доносятся…

Туз и сам присутствовал на той конференции работников правоохранительных органов, и сам испытал что-то похожее на те чувства, которые описывал Шкиль. Умеет, собака, преподнести, что и говорить, излагает как по писаному. Такой, конечно, Драмоедова до слез доведет и не помилует.

Все это время адвокат Шкиль смотрел на него умными, понимающими глазами.

– Господин адвокат, – с усилием выговорил после увесистой паузы Туз ненавистное слово «господин». Какой этот Шкиль ему, к чертовой матери, «господин»! – Я не приглашал вас обсуждать достоинства и недостатки моих подчиненных. С ними я сам разберусь!

Туз величественно откинулся в своем кресле, но Шкиль нисколько не смутился. Жан Силович прекрасно знал, что смутить его собеседника весьма трудно. Но нервничал он не из-за этого, а потому, что больше всего ему хотелось гаркнуть что есть сил: «Узнаю, мерзавец, что ты к Василисе шьешься – утоплю, как котенка в проруби!» Но как раз гаркнуть-то он и не мог себе позволить. Василиса узнает, обидится, сочтет покушением на ее самостоятельность. Да что там – вторжением в ее внутренний мир!

А еще Туз чувствовал, что пришел к нему адвокат с какой-то тайной целью, и потому вести себя надо с ним осторожно и хладнокровно, чтобы быть готовым к какому-то неожиданному удару. Вот и крутись тут – хочется бушевать, стулом по башке огреть, а надо сохранять хладнокровие и выдержку.

– Зря вы сердитесь, Жан Силович. – Похоже, Шкиль по лицу Туза легко угадал, какие того душат чувства. – Я вовсе не такой злодей, каким вы, видимо, меня себе представляете. Во всяком случае, не адвокат дьявола и даже не адвокат мафии! Я просто стараюсь как можно лучше делать свое дело. А ведь вы, насколько я знаю, цените в людях это качество.

Эх, куда же он, гад, клонит? Что он сейчас из своего портфельчика вынет? Туз давно заметил, как Шкиль механически поглаживает лежащий у него на коленях портфель явно из натуральной и очень дорогой кожи.

– Так вот… Я пришел не для того, чтобы уверять вас в своем дружеском расположении. Упаси бог! Не потому, что я его к вам не испытываю, а потому, что знаю, как вы к этому отнесетесь. Я пришел, чтобы исполнить свой корпоративный долг. Все-таки мы с вами одна корпорация. И то, как легко сегодня прокуроры переквалифицируются в адвокатов, лишь подтверждает это.

С этими словами Шкиль открыл свой замечательный портфель и извлек из него черную кожаную папку. А потом положил ее на стол перед Тузом.

– Вот, возвращаю вам.