Куда смотрит прокурор?

– Вот видишь, мой юный друг, я был прав, когда говорил тебе, что слишком много удачи – это опасный случай. «Взывать к чуду – развращать волю!» Так говаривала очень недобрая, но очень умная русская писательница со змеиной фамилией Гиппиус. Такой же разврат – надеяться, что все будет теперь только по-нашему. Я, конечно, понимаю, что встретить добрую, порядочную девушку для тебя событие из ряда вон… Ведь для тебя они вымерший вид, эдакие птеродактили! А они еще водятся в наших заповедных местах. И твое слабое место, что ты этого не подозреваешь и потому пугаешься при встрече.

– Чего мне пугаться, – обиделся Мотя, – просто я не знаю, как с ними работать.

– Вот-вот, я об этом и говорю.

– А где ж мне их было раньше взять?

– Ну, понятно, не в конторе твоей ученой сучки! Там такие не водились.

– Это точно, – вздохнул Мотя.

И, видимо, чтобы вернуть утраченное душевное удовольствие, принялся рассказывать очередную историю времен своего услужения ученой сучке:

– Мы как-то сказали клиентам из одной фирмы, присосавшейся к нефтяным делам, что они могут не просто традиционно отдохнуть, а разнести потом вдребезги ресторан… Они даже не поверили сначала, но когда мы им показали бейсбольные биты для всех, врубились потихоньку. Сначала, правда, осторожничали, а потом, когда приняли на грудь уже достаточно, – понеслось! Они разносили вдребезги все, включая раковины и унитазы в туалете. И больше всех бабы лютовали – жены, дочери, родственницы. Причем наемных девиц не было, все, понимаешь, порядочные. Это надо было видеть – бабы в вечерних платьях, декольте спереди по пупок, а сзади по самый копчик, бродят по ресторану пьяные, с битами в руках и колошматят с визгом все подряд! Некоторые порезались об обломки, руки и рожи в крови…

– Друг друга-то не поубивали?

– Вот это самое удивительное! Думаю, просто прецедента не было. А если бы какая-то кикимора случайно другой по башке засадила?.. Там бы такое началось!

– Кабак-то приличный был? Не жалко?

– Нормальный кабак. Но ученая сучка почему этот ход придумала? Узнала, что он закрывается на капитальный ремонт и наша вечеринка там последняя.

– Но деньги наверняка слупили по полной программе?

– А то! Но, атаман, я баб после этого опасаюсь… Как вспомню, как пьяная в дупель малолетняя ссыкуха в бриллиантах долбит битой унитаз!.. А рядом бабища под шестьдесят, с жирной спиной, вся в золоте, писсуар колошматит!

– Как же они потом облегчались-то спьяну? Если все побили?

– Это, атаман, отдельная песня, – мечтательно вздохнул Мотя. – Мы их сначала предупреждали: туалеты пожалейте, а ну как самим приспичит! Куда там! Потом уже те, у кого мочи терпеть не было, среди обломков и луж пристраивались, как последние бомжи и бомжихи. Но разнести сортир их несло неудержимо!

– Ладно, давай заканчивать эти воспоминания лучших лет, – жестко оборвал Мотю Шкиль. Он знал, что эти истории могут продолжаться бесконечно. – Сам ты никогда не кончишь, если тебя не остановить! Что с комсомолкой делать будем?

– Она, между прочим, комсомолкой никогда не была. И очень этим гордится.

– А жаль! Вот и выросло безыдейное создание. Никакого представления о гражданском долге.

– Ну, идей там, положим, хватает. Дурацких. С избытком – аж девать некуда, потому что сегодня на них спросу нет. Ей все чистая и светлая любовь мерещится. В общем, как упоительны в России вечера! Ну что тебе мои порывы и объятья?!. Конечно, ей при таком раскладе заяву в ментовку писать западло!

Шкиль поморщился. Он не любил всю эту феню, хотя и сам иногда пользовался ею. Но только при большой нужде или чтобы подчеркнуть иронию.

– Так поработай с родителями. Родители у нас имеются?

– А черт их знает! Хотя любопытно посмотреть, кто это в наши времена умудрился такую Алинушку вырастить! Может, они ее вообще из дома не выпускали?

– Работать надо, Мотя, работать, а ты мне тут постсоветские нравы описываешь! Я их, знаешь, тоже повидал.

– А может, в газетке статью тиснуть? У меня и заголовок есть – «». Позвоните нашим людям в редакцию – пусть распишут, что сотрудник прокуратуры смотрит юным девицам под юбки. А прокурор Туз молчит, чем покрывает позорные деяния своих сотрудников.

– Эх, Мотя, отстал ты от жизни, мой юный и непорочный друг. Ты и не заметил, что времена переменились и сегодня редактор сто раз подумает, прежде чем Туза тронуть? Потому что у газеты есть владелец, а у этого владельца, как ты понимаешь, плохая кредитная история. И больше всего он не хочет, чтобы прокуратура или кто-то другой по ее заданию в этой непростой, а местами и просто темной истории копаться начали. Да и вообще – зачем ему с Тузом отношения портить? С какой радости?

– Так что, атаман, хана?

– Для дураков и лентяев всегда хана. Для них хороших времен не бывает. А мы же с тобой не дураки! Во всяком случае, я за собой такой грех пока не находил. Ты давай с заведующей этой из парикмахерской поговори. Она ж твоя родственница…

– А, та еще родственница – седьмая вода на киселе!