Куда убегает ваш утренний кофе?

Уже понятно к чему я веду? Может быть, на фоне менеджеров среднего звена философ-христианка из МГУ и выглядит немного странно, зато на фоне бескомпромиссного любителя юбок и духовной чистоты её адекватность становится несомненной, и она невольно занимает позицию нормы. Дело не в том, что вместе они смотрятся как вообщем то нормальная тетка и псих — ей скорее всего не так важно, как они смотрятся со стороны. Главное, как это выглядит изнутри. Ужасающая норма здесь кротка как ягненок. Она настолько внимательна к отклонению, что учит его, как занять ее место. Это норма с человеческим лицом, добрая норма, как добрый царь — но все-таки — норма! Как чудесно приобщиться ее могуществу!.

Триумф доброй воли, конечно, не был долгим — всё естественным образом свалилось в свои потенциальные ямы. Атеист начал заговариваться и путать понятия, дискуссия свернулась, а у учительницы не нашлось подходящих учеников, чтобы учить их адекватности.

С тех пор никто никогда не говорил с атеистом серьезно. Он этого, впрочем, не заметил.

Некоторым странностям его учительницы, которые сразу насторожили бы любого читателя про падонкафф, нашлось довольно ценителей и почитателей. На взгляд доброжелателей, странности эти свидетельствуют лишь о смелости мысли, достаточной, чтобы пренебречь общественным порицанием. Например когда-то она вступила в союз лесбиянок и гомосексуалистов (по идейным соображениям). Членство в союзе она честно указывает в биографии, хотя прошло сто лет, она давно разочаровалась в движении, и приняла православие. Не каждый станет смеяться на этом месте.

А даже и те, кто станет, ненормальной ее не назовут — что же тут ненормального. Это как раз совершенно нормально и даже очень актуально. Ее будут уважать хотя бы за принадлежность к академической среде. А в академической среде называть подвижницей из уважения к объему оцифрованных ею текстов. Вобщем, выясняется, что ненормальной ее могут назвать только тупые падонки, которые плохо умеют читать, и смеются от слова «эпистема».

И вот мы наблюдаем, как эти благословенные светочи и мерила нормы, случайно наткнувшись на нее в сети, поражаются, что в этом лучшем из миров наряду с ними и их друзьями попадаются ещё и такие тяжелые формы извращений. Они обмениваются этой потрясающей новостью. Ты только посмотри на ЭТО! Полный пиздец! Я просто офигел! Да, и не говорите, это клиника! А вы видели ее фотографии? Мальчики, зря вы так, человек явно болен! Дружно работают санитары социума, стражи стандартов, рыцари среднего уровня и ниже. Они предназначены не столько для отбраковки тяжелобольных, сколько для поддержания порядка среди всех этих астрономов и специалистов по неоплатоникам.

Задача санитаров социума — донести до отклонившихся общественное порицание. Так в обществе сохраняется примордиальный порядок. Вы можете сказать, что ведь и с точки зрения специалиста по Ямвлиху — гопники тоже уроды. Это, конечно, так. Но позвольте вас спросить, потрудился ли наш специалист сообщить об этом гопникам? Разумеется, нет. Он не сообщает истину. У него нет такого задания от социума. Волю социума нам сообщают гопники, а не эти чмошные недоразумения.

И вот быть таким чмошным недоразуменем в глазах социума — к чему это всё — был бы ослепительно высокий статус для сумасшедшего. Но он его не получит! Потому что небольшие отклонения философов детектируют только санитары леса, а статус сумасшедших — все члены социума как один, от детей до стариков.

И если к легким отклонениям на границе нормы разрешено испытывать всего лишь ненависть и презрение, то для носителей фатальных отклонений в социуме действует правило «отрицания существования».

Отклонения настолько велики что их носители уже не рассматриваются как члены социума. Пусть даже и презираемые, но всё-таки люди. Когда наши уроды говорят что-нибудь, хотя и говноеды, но в их словах мы всё-таки уважительно предполагаем наличие смысла.

Мы страемся принять то сообщение, что они нам отправляют, даже если и пошлем потом и их и ихнее сообщение на хер. И даже если мы сразу пошлем их нахер, это будет адресное сообщение. Мы по краней мере достаточно их уважаем для того, чтобы что-то сказать именно им, потому что мы признаем, что они тоже существуют.