Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона

– Грушин, нам надо наконец объясниться, – сказала Инга. Теперь в комнате не было Артема, и она заметно осмелела.

– Объясниться? А что между нами неясного? Кто-нибудь из присутствующих не в курсе? А? Соседи?

– У Сида есть привычка лежать в шезлонге на веранде с биноклем в руках… – с намеком произнесла Прасковья Федоровна.

– Какая мерзость! – Инга стала нервно накручивать на палец золотую цепочку, висящую на шее, словно намереваясь себя удушить.

– А с каких пор ты стала такой деликатной? – тонко улыбнулся Грушин. – И слова мы какие нынче употребляем! Как в лучших домах! Нет чтобы выругаться нецензурно, как в былые времена. А? Инга? С каких пор ты стала дамой?

– Я прошу тебя: поговорим наедине.

– Ну хорошо. Куда пойдем? Ко мне в спальню?

– Прекрати!

– Ах, это тебя оскорбляет! Тогда куда? К Ольге? Это не оскорбляет?

– Давай спустимся вниз. Или поднимемся наверх. Я не хочу быть рядом с… с покойником.

– Понимаю. Никто не хочет. Ну пойдем. В коридоре постоим. Что такое важное ты мне хочешь сказать?

– Если ты будешь надо мной издеваться…

В коридоре они все еще переругивались. Когда голоса затихли, Прасковья Федоровна пожаловалась:

– У меня что-то с почками. Мне опять надо в уборную. Я оставлю вас на минутку.

Сид проводил жену взглядом, полным ненависти, и тоже поднялся:

– Что ж, это к лучшему.

И выразительно хрустнул пальцами…

В это время в гостиной Валентин Борисюк, обращаясь к своему боссу, с отчаянием сказал:

– Что касается этого убийства… Не хотел я его убивать! Не хотел! Случайно вышло!

– Ну-ка расскажи. В подробностях…

…Инга, начавшая было спускаться по лестнице, споткнулась на верхней ступеньке о край ковровой дорожки и чуть не упала. Шедший следом Грушин спросил:

– Что такое?

– Ты слышал?

– О чем ты?

– Валентин сказал: «Не хотел я его убивать! Случайно вышло!»

– Ну разумеется, случайно!

– Тс-с-с…

Инга приложила палец к губам, но Валентин, видимо, уловил посторонние звуки и поднял голову. Инга отпрянула. Потом с сожалением сказала:

– Уходят. Кажется, на кухню. Жаль!

– А дурная привычка подслушивать у тебя осталась, – с усмешкой заметил Грушин. – Все-таки ты плебейка! И на веки вечные ею останешься!

– Значит, ты по-прежнему намерен меня оскорблять?

– А почему я должен перемениться? Я отношусь к тебе так, как ты того заслуживаешь, говоря твоим же высоким слогом. Шлюха ты. Дурная привычка спать с женатыми мужчинами у тебя останется навсегда. И не надейся, что кто-нибудь из них на тебе женится. На шлюхах не женятся.

– Жаль. Я хотела тебя предупредить. По-честному.

– Ты? По-честному? – Грушин откровенно расхохотался. – Девочка, ты и честь – понятия несовместимые. Да ты вспомни, как…

– Тс-с-с…

Инга вновь приложила палец к губам. Из каминного зала выплыла Прасковья Федоровна, плотно прикрыла за собой двери и взглянула на пару с откровенным интересом.

– Пардон, – кокетливо улыбнулась она и направилась к лестнице, ведущей наверх.

Инга проводила ее странным взглядом и сквозь зубы процедила:

– Вот еще, порядочная! Строит из себя… Ну чем она лучше меня, скажи? Живет со стриптизером, с мальчишкой, который моложе ее на семнадцать лет!

– Он ее муж, – заметил Грушин. – И я слышу в твоем голосе зависть.

– Завидовать? Ей? Еще чего! Подумаешь, Сид! Тоже мне – сокровище! Да помани я его пальчиком – побежит как миленький!

– Ну и самомнение у тебя, – покачал головой Грушин.

– А что? Разве нет? – с вызовом посмотрела на него Инга. – Разве ты устоял?

– Да, но ты забыла, что было потом.

– Потому что ты – маньяк! Псих ненормальный!

– Псих, да еще ненормальный. Не многовато ли эпитетов? Давай, переходи к сути. Зачем ты меня вызвала в коридор?

Инга вдруг напряженно прислушалась:

– Грушин, ты ничего не слышишь?

– Борисюк убивает Тему?

– Глупые шутки!

– А что? Он справится! Реутову надо поменьше жрать и заняться наконец спортом. Тебе с ним не противно ложиться в постель?

– Не твое дело!

– Ах, простите! – Даниил отвесил шутовской поклон. – Я забыл, что шлюхи не отличаются разборчивостью!

– Во-первых, Грушин, извинись.

– За что?

– За свое поведение.

– Ты пьяна. Я перед пьяными девками не извиняюсь.

– Разве ты не видишь, что я изменилась?

– Нет. Не заметил. Такая же дешевка, какой всегда была. А моя жена – сводня. Подсунула тебя Теме.

– Ольга ничего не знала. Ни о нас с тобой, ни о том, что я могу… Словом…

– О том, что ты спишь со всеми, кто тебе заплатит, не знала? Да, моя жена – святая простота! Где же ей было ума набраться? У репетиторов? На уроках французского? Из папиных рук – сразу в мои. Я был у нее первым мужчиной и, кажется, последним. Она мне даже ни разу не изменила. Дура! Хотя кто на нее польстится?

– Грушин, Грушин, – покачала головой Инга. – Когда-нибудь тебе за все воздастся.

И в третий раз приложила палец к губам.

– Тс-с-с…

Из каминного зала вышел Сид и посмотрел на них невидящим взглядом. Потом, слегка пошатываясь, прошел мимо и стал подниматься наверх, куда недавно ушла его жена.

– Это проходной двор какой-то! – с отчаянием простонала Инга. – Слова не дают сказать! Пойдем наконец наверх!

– Туда поднялись Сид и Прасковья.

– Тогда вниз!

– Там Борисюк с Темой.

– В каминный зал.

– Там Кира.